Из истории: Николай Михайлович Нолинский (Скрябин) — советский композитор родился 24 апреля (6 мая) 1886 года в слободе Кукарка Нолинского уезда Вятской губернии.. ныне город Советск Кировской области. Скончался в Москве 20 июня 1966 года. В 1910 окончил юридический ф-т Казанского университета. Учился на регентских курсах при Казанском музыкальном училище РМО (класс скрипки; гармонию изучал у Р. Гуммерта). Сочинения: симфония (1941); марш для духового оркестра; для оркестра народных инструментов — симфония «Моя родина» (1948), фантазия, увертюры и др.; 9 струн. квартетов; хоры a cappella, песни и романсы на слова русских и советских поэтов; музыка к спектаклям драматического театра. Из откровений его брата Вячеслава Михайловича Молотова (Скрябина). — Обидели нашего товарища, — сказал мне В.И. Мурадели, возглавлявший Союз композиторов Москвы, где работал и я. Зовут обиженного — Николай Михайлович Нолинский.

Нолинский — это псевдоним. На самом деле он — Скрябин, как и Вячеслав Михайлович Молотов. Нолинский и Молотов — родные братья. И в этом суть вопроса. Когда Молотов угодил в «антипартийную группу» и Хрущев отстранил его от всех дел, беда обрушилось и на нашего композитора Нолинского. Его совершенно перестали исполнять в филармонии и на радио. Ни Хренников, ни я, — сокрушался Мурадели, — сделать ничего не могли. Директиву тогда спустили сверху. Сына Нолинского — Николая Самарина отозвали с дипломатической службы. Он оказался безработным… Короче — разгром семьи, связанной с Молотовым… А теперь, — подчеркнул В.И. Мурадели, — когда Леонид Ильич Брежнев исправляет ошибки Хрущева, «наломавшего дров», важно помочь Нолинскому восстановить его права. Мне сказали, — продолжал Мурадели, — что к 80-летию Николая Михайловича Нолинского Всесоюзному радио рекомендовано сделать концерт из произведений юбиляра, а сценарий концерта с подробными пояснениями о музыке предложено подготовить нам, в Союзе композиторов. Я поручаю это тебе, Владимир. Действовать надо незамедлительно. Созвонись с сыном Нолинского сегодня же. Юбилей — на носу!

Сын Нолинского — Николай Самарин, даровитый журналист и переводчик, интересный собеседник, ввел меня в курс дела, дал мне ноты и записи отца. И вот — я рядом с братом Молотова в его московской квартире на Хохловском переулке. Николай Михайлович тяжело болен. Он сидит в кресле и сбивчиво, глотая таблетки, останавливаясь через каждые два слова, рассказывает: — Раньше, когда Молотов был у власти, все мои коллеги — композиторы, известные исполнители (даже сам Сергей Яковлевич Лемешев) здоровались со мной за версту, охотно пели, играли мои произведения. Думали, что я на получение сталинских премий влияю? Смешно… Грустно… Никто и не подозревал, что мы с Вячеславом Михайловичем Молотовым годами не видимся. Он где-то там, в облаках, у Сталина, а я здесь, у Хренникова, по земле грешной ползаю. Когда-то, в юности мы с братом были вроде бы близки. Жили под одной крышей. В Вятке. У нас был свой семейный квартет. Струнный. Квартет четырех братьев! Вячеслав Михайлович был у нас альтистом. Переиграли мы, чуть ли не все квартеты Гайдна, Бетховена. Может, потому и сам я квартеты все время пишу. К тому же, увлекся живописью, рисовал запоем. Вятские леса рисовал. Видите? Все стены увешаны моими пейзажами. Да и в музыке у меня пейзажи. В песнях — тоже. На слова сына, Николая Самарина… Здоровье вот подводит. Я дал себе слово, что до юбилея своего и квартет еще напишу…

Слушая Николая Михайловича, я проникался к нему глубокой симпатией. Его музыка действительно была живописна, напоминала Римского-Корсакова, чем-то Чайковского, было в ней, порой, много детской наивности…

— Вы не можете себе представить, как отец вдохновлен предстоящей передачей по радио! — сказал мне Н. Самарин.

— Чем ближе юбилей, тем больше волнения.

Самарин звонил каждый день.

— Отец очень хочет видеть Вас, Володя, на своем юбилее. Двадцать второго июня. Придете?

Я обещал, что приду. Двадцать первого июня рано утром раздался звонок и рыдающий, потрясенный Николай Самарин едва произнес в трубку: «Володя! Папа… Мой… папа… умер».

…На похороны брата приехал Молотов, с женой и дочерью. Доброе лицо П.С. Жемчужиной — жены Молотова — напоминало мне родную тетю. А сам Вячеслав Михайлович, с детства знакомый по портретам, словно сошел со стены и стал реальностью. Невероятно! И до чего же он, Молотов, похож на Николая Михайловича! Отличает его только… пенсне…

Я поймал себя на том, что общение со стариком Нолинским, пусть и недолгое, оставило глубокий след, и теперь я невольно хотел перенести тональность симпатии на брата композитора… Во время погребения Нолинского убивались от горя два его сына. В полном смысле слова убивались. И вокруг плакали все. Мужчины тоже. Кроме… Молотова. Выучка «твердого искровца?» Он выглядел как изваяние. На челе — окаменелость. О брате сухо сказал одну лишь традиционную фразу: «Пусть земля ему будет пухом». Молотов как бы подтвердил: «Если выставить в музее плачущего большевика, целый день в музее торчали б ротозеи…» Железный человек, Вячеслав Михайлович. Железный…

Вместо юбилея 22 июня 1966 года в квартире Нолинского отмечали поминки. За столом верховодил Вано Ильич Мурадели.

— Я поднимаю бокал, — сказал он в привычном для себя стиле, — за триумфальное шествие музыки Нолинского! — Мы, советские люди, нуждаемся в такой музыке! И она заслуживает не меньшего распространения, чем музыка Шостаковича! У родственников покойного эти слова вызвали бурное одобрение. Но Молотов, казалось, совершенно не реагировал на сказанное. Однако, во время перерыва, «между горячим и сладким», когда гости разбрелись по квартире, Вячеслав Михайлович, обращаясь к Мурадели, разразился тирадой:

— У Нолинского есть одно преимущество по сравнению с Шостаковичем: он понятен народу. А Шостакович не очень. Талантлив? Да. Интересен? Для элиты. Я бы и сам, — продолжал Молотов, с удовольствием играл бы квартеты Шостаковича. Но народ здесь не причем…

Вано Ильич явно испытывал чувство неловкости оттого, что говорил Молотов. Тем более что это слышали и Г. Владимиров, помощник Мурадели, и деятель Музфонда СССР И. Пахомов, слышал это и я. С энтузиазмом прирожденного тамады Мурадели произнес:

— У нас на Кавказе, в Гори, где я рос, было поверие: если тебя знают горийцы-менгрелы, если ты популярен среди своих собратьев, тебе можно простить все! Все простить!! Наш Шостакович — в зените славы! И что бы мы ни говорили… — Шостаковичу создаем славу мы сами, — осадил вдруг композитора дипломат, популярный не только у горийцев-менгрелов. Так что о славе Шостаковича говорить не будем.

Покрасневший от смущения Вано Ильич хотел уже, наверное, «попросить тайм-аут». И желая вовлечь в разговор кого-то еще, тут же разыграл сценку: «А что скажет сам Владимир Ильич? Он ведь представляет у нас советское музыкознание!»

Я начал было высказываться на тему о том, что каждому слушателю необходимо приобрести «эстетический багаж», прежде чем общаться с искусством Шостаковича. И в качестве образцового примера привел В.М. Молотова, который в домашнем квартете переиграл западную классику… — Есть конкретный вопрос, — остановил меня Молотов. Любая картина Нолинского подобна народной песне. А как обстоит дело с народными песнями у Шостаковича?

Мурадели не дал мне ответить. И с азартом стал убеждать Молотова:

— Вся симфония «1905 год» — на цитатах русских революционных песен! В Финале там с огромной зажигательной силой звучит «Варшавянка»! Когда слушаю, мне хочется выбежать на улицу с красным знаменем!

Пафос Мурадели снова оказался напрасным.

— Это специальная задача, — возразил Молотов. 1905 год — одно, а наше время — совсем другое. Где же народные песни в обрисовке нашего времени? Где наши уличные песни?

— Восьмой квартет Шостаковича, — сказал я как можно сдержаннее, — не 1905 год, но там тоже есть народная песня «Замучен тяжелой неволей».

— Вот именно! — воскликнул Молотов, и его статичная фигура вдруг оживилась. Замучен тяжелой неволей — это содержание всех симфоний Шостаковича, всей его музыки! Непонятно только, кто замучен и кем замучен? (Молотов акцентировал «кто» и «кем»).

— Во времена «культа личности», — осмелился я заметить, — оказался замученным невинный Всеволод Эмильевич Мейерхольд — друг Шостаковича. Талантливейший режиссер!

— Когда строится новое общество, вполне естественно, что пострадать может тот, кто новое общество недостаточно понимает. И Ваш «невинный» режиссер — тоже. Великие свершения требуют жертв. Это неоспоримо. А держать камень за пазухой — удел недоброжелателей. «Замучен тяжелой неволей» у Шостаковича — обвинение. Тяжкое обвинение. Против кого? Приходится гадать! Вот народ и не хочет слушать Шостаковича. Так что с песнями наших улиц не получается. Молотов говорил тоном генерального прокурора, не терпящим возражений. В его тембре было столько жесткости, столько «наступательных интонаций», что мне стало как-то совсем уж не по себе. Мурадели, видимо, тоже почувствовал что-то не то, но, собрав силы, улыбнулся. И показывая мне, музыковеду, как нужно защищать честь композиторского цеха, заметил:

— В Трио памяти Соллертинского звучит еврейская мелодия, взятая с улицы. Эта тема…

— Еврейское не обязаны понимать все, — прервал композитора Молотов. Всему есть свое время и место.

Эти слова дипломата меня буквально ранили. Но, стараясь держать себя в руках, я «спокойно» сказал:

— Сегодня 22 июня. Ровно 25 лет назад, Вячеслав Михайлович, я со своим братом Гришей слушал Ваше выступление по радио, где Вы сообщали о вероломном нападении гитлеровской Германии: «Наше дело Правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». Трио Шостаковича, о котором упомянул Вано Ильич — словно о моих погибших, растерзанных родственниках. Это — тоже цена Победы. И в еврейском «танце смерти» Шостаковича…

— Гитлер хотел ликвидировать не только евреев, — срезал меня Молотов, — но и цыган и славян. У него была большая программа. Тон, которым говорилось о «большой программе» обескураживал бесчувственностью. Я осекся… Но Мурадели не сдавался. Как ему казалось, он нашел «убийственный аргумент» в пользу Шостаковича:

— Вы знаете, Вячеслав Михайлович, какая современная и подлинно народная цитата есть у Шостаковича, вернее ставшая народной?

— Какая же? — беззвучно спросил Молотов. И глаза его совсем потухли.

— Это народное изречение из Вашего выступления, Вячеслав Михайлович: «В наш век все дороги ведут к коммунизму!»

— «Песня мира» на стихи Долматовского, — невозмутимо констатировал Молотов. Там моя фраза — на периферии. Там главное — общий лозунг «Мир победит войну!» И разве это песня улицы? Песня улицы, как уже сказали, должна зажигать, а у Шостаковича много повествовательного. Так что с песнями улицы не получается. А вот «замучен тяжелой неволей» — это сильно. Но кому это нужно? Голая правда еще не реализм. Голую правду надо корректировать. В нужном обществу направлении…

Тягостную паузу нарушил Вано Ильич, нарочито растянув (словно бы нараспев) стандартный постулат советской эстетики: «Ко-нечно, сма-ковать трагедию не сле-ду-ет!» А потом, продолжая «разряжать атмосферу», вдруг театрально «смодулировал» на меня: «Верно я говорю, Владимир Ильич? Насчет того, что не следует смаковать трагедию, верно я говорю?» В голосе Вано Ильича сквозила ирония. Уловив эту тональность, Молотов мгновенно снял ее:

— Не стоит шутить насчет трагедии. Мы ведь говорим только о музыке. Какой она должна быть? В Постановлении ЦК все сказано.

На этот раз слова Молотова сильно обожгли Вано Ильича, по-своему тоже немало пережившего от публикации злобного партийного документа «Об опере Мурадели».

— Расставим точки над i, — металлически проскрипел голос Вано Ильича. Если иметь в виду Постановление ЦК 48 года о музыке, то оно ведь было пересмотрено.

— Не все, что пересмотрено — истинно, — отрезал в своем стиле Молотов. Сталин знал, что он делает!

— Но ведь Сталин арестовал Полину Самуиловну, Вашу жену! — почти закричал я. — Полина Самуиловна делала ошибки! Она наслушалась Голду Меир, — спокойно ответил Молотов.

— С послом Израиля надо было быть осторожнее. …Пожалуйте к столу! К столу, — повторил женский голос. «Спасительный» голос! Разговор за чаем уже не клеился. Мурадели потерял «тонус». И все молчали. Продолжая смотреть на Молотова, я думал о том, что теперь совсем иначе воспринимаю его. Любопытство напрочь исчезло. Я видел перед собой верного соратника Сталина, ничуть не изменявшего принципам тоталитаризма. Я видел и говорил с одним из тех страшнейших людей столетия, которых Евтушенко назвал «наследниками Сталина». Но ведь с этими людьми продолжалась жизнь Шостаковича! С этими! Никто иной, как Молотов приказал создать «комиссию по изучению возможности возобновления постановки оперы Шостаковича «Катерина Измайлова». И мы ведь знали, что комиссия, поощряемая шефом, вынесла отрицательное решение, и обосновала это тем, что статья «Правды» «Сумбур вместо музыки» вовсе не потеряла своей актуальности. Статью никто не отменял! И кто же мог отменить ее, если у руля продолжали стоять «наследники Сталина»? Даже то немногое, что было пересмотрено новым временем, «наследниками Сталина» возвращалось вспять.

Не все, что пересмотрено — истинно.

Голую правду надо корректировать.

Еврейское не обязаны понимать все.

Народ не хочет слушать Шостаковича.

Право же, легко предположить, что Шостакович явно досаждал «семейному альтисту». В том числе и еврейскими «флюидами». Чисто музыкальными. » Переваривал» ли их Министр Иностранных дел? Ведь если с раздражением говорилось, что еврейское не обязаны понимать все, то, надо думать, не только музыка, но и речь окружающая должна быть очищена от инородных примесей. Хорошо еще, что Полина Семеновна Жемчужина говорила по-русски без откровенно еврейского налета, лишь слегка выдавая свое генетическое «я». Кричащий парадокс, однако, в том, что мириться с еврейками, встречавшимися на пути, член советского Правительства никак не хотел.

Когда-то моя консерваторская соученица — Ата Лахути, дочь известного таджикского поэта Абулькасима Лахути — бывшего иранского революционера-коммуниста (одно время горячо поддержанного и даже обласканного Сталиным) рассказывала мне, что Молотов пытался убедить ее отца разойтись с матерью: «Зачем Вам жена еврейка? Мы найдем Вам подходящую пару…» И это советовал человек, сам женатый на еврейской женщине. Впрочем, когда Сталин сообщил Молотову о том, что его супруга уличена в политической неблагонадежности, Вячеслав Михайлович сей же момент позвонил Жемчужиной с требованием немедленно расторгнуть брак. Вот вам — свидетельство холопской верноподданности интеллектуала, а заодно и наглядный урок неукоснительного следования так называемым интернациональным принципам партии. Какой? Фашистов? Сталинских коммунистов?

Мой коллега — музыковед Лев Васильевич Данилевич, одно время возглавлявший Комиссию музыкальной критики Союза Композиторов СССР, а до того работавший крупным начальником во Всесоюзном Радио, свидетельствовал: «О встрече Молотова с Риббентропом наше радио передавало с большим пафосом (чрезвычайное событие!), но после внеочередного и срочного информационного сообщения график обычных радиопередач был восстановлен, и милая дикторша лирически произнесла: «Передаем русские романсы. — «Ворон к ворону летит». Вы бы видели как этот факт, сблизивший Молотова-Риббентропа, с неожиданным комментарием «ворон к ворону летит» развеселил Шостаковича. Он потирал руки от удовольствия…»

Разумеется, Дмитрий Дмитриевич лично бывавший на приемах в апартаментах «ворона», хорошо знал во что обходится ему карканье Второго лица в государстве. И смена эпох — от Сталина к Хрущеву, а затем и к Брежневу мало изменила портрет «верного сына партии», — ультра-интеллектуала, исполнявшего музыкальную классику!

Я вспомнил: ведь и Гитлер, по свидетельству очевидцев, сносно играл на рояле Увертюру к «Мейстерзингерам» Вагнера. И Гитлер писал картины (в молодости — художник). «Наследник Сталина», рядом с которым я находился несколько часов, сам был готов играть квартеты Шостаковича, но тоталитарная сущность «наследника» подсказывала ему, что музыка Шостаковича говорила неоткорректированную, чистую правду о нашем времени. Правду, которую, согласно чутью «правдоискателей — реалистов » нельзя было оставлять даже в архивах! И не потому ли «наследники Сталина» архивы испепелили?

…Хорошая и чуткая еврейская жена, отбывшая срок в сталинских казематах. Интеллигентнейший брат — трогательный и честный композитор. Талантливая дочь… Интересный журналист — племянник. Эти люди были рядом с Молотовым. Но изменили ли они что-нибудь в его облике?

…Именитый английский историк Алан Буллок в своей книге «Гитлер и Сталин» сообщает читателям, что В.М. Молотов (Скрябин) имел прямое отношение к Великому русскому композитору Александру Николаевичу Скрябину. Молотов, согласно Буллоку, — племянник Скрябина. А ведь родная дочь Великого композитора России (жена французского публициста*)) во время гитлеровской оккупации стала активной участницей Французского Сопротивления и, рискуя жизнью, спасала евреев, тайно переправляя их в нейтральную и тихую Швейцарию. В бою дочь А.Н. Скрябина — Ариадна была убита фашистами. И посмертно награждена высшим орденом Франции.

Знал ли об этом Министр Иностранных дел СССР? Не зазорно, наверное, было бы поинтересоваться этими фактами, даже если б Вячеслав Михайлович и не был бы родственником погибшей героини: все-таки (на худой-то конец) — речь о подвиге бывшей соотечественницы и однофамилицы, дочери гениального музыканта, чьим именем вечно будет гордиться Россия! А что Молотов? Никто и ничто не могло противостоять закваске сталинского соратника… Необратимость психологии, воспитанной тоталитаризмом…

Прошлое в людях до конца не исчезает. Потому-то и водил сорок лет по пустыне свой измученный народ Моисей, народ, не желавший полностью расстаться, навсегда порвать с египетским рабством. На Землю обетованную могли войти лишь следующие поколения — те, кто не жил в плену, чей дух был свободен. В каком-то смысле и эта мудрость оплодотворяла творческую фантазию Шостаковича. Несчастных «приверженцев» рабства он не столько ненавидел, сколько жалел. Сочувствие выражал и тем, кто по иронии судьбы был родственником «рабовладельцев». В союзе композиторов я слышал от многих, что Нолинского Шостакович пытался защитить в период «опалы Молотова». Изучал ли Шостакович Библию? Скорее стихийно следовал законам этики и морали, провозглашенным Книгой книг…

<= песни Николая Михайловича Нолинского (Скрябина) можно прослушать здесь.

Материал подготовила Е. Ершова.

Н.Обухова Ночь темна/N.Obukhova N.Nolinsky Romance

На фото: Николай Михайлович Нолинский (Скрябин) — советский композитор. Николай Михайлович родной брат Вячеслава Михайловича Молотова (Скрябина).

Подданство Российская империя Род деятельности историк , лепидоптеролог Отец Михаил Николаевич Мать Ольга Фёдоровна Награды и премии Медиафайлы на Викискладе

Систематик живой природы
Викивиды

Биография

Первый из семи детей великого князя Михаила Николаевича и Ольги Федоровны (до замужества Цецилия Августа, принцесса и маркграфиня Баденская, младшая дочь великого герцога Леопольда Баденского и Софии Вильгельмины Шведской).

Первый офицерский чин получил в 1875 году; с 1877 года в звании штабс-капитана прикомандирован к переменному составу Кавказской учебной роты, с 1879 года - к Кавказскому 2-у стрелковому батальону .

В 1909 году после смерти отца наследовал огромное состояние, в том числе имения Грушевское в 75 066 десятин и Боржомское в 69 513 десятин.

Результаты греческого плебисцита

Среди тех, кого вписали греки, был и Николай Михайлович, он занял девятое место и набрал менее 0,01 процента голосов. Правда, следует признать, что представители российского, британского и французского царствующих домов не могли занимать греческий трон согласно Лондонской конференции 1832 года .

Первая мировая война и революции 1917 года

К чему затеяли эту убийственную войну, каковы будут ее конечные результаты? Одно для меня ясно - во всех странах произойдут громадные перевороты. Мне мнится крах многих монархий и триумф мирового социализма. У нас на Руси не обойдется без крупных волнений и беспорядков.

C 28 июля 1914 года он состоял в распоряжении главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта .

Николай Михайлович придерживался либеральных оппозиционных взглядов, за что получил в светских кругах прозвище Филипп Эгалите в честь видного деятеля французской революции, принца крови и родственника Людовика XVI. Прозвище оказалось провидческим - великий князь, как и Филипп Эгалите, разделил участь монарха и был казнён во время революции.

Дом Романовых (после Петра III)

Пётр III =Екатерина II Павел I Александр I Константин Павлович Николай I Георгий Александрович Михаил Александрович Владимир Александрович Борис Владимирович Андрей Владимирович Алексей Александрович Сергей Александрович Павел Александрович

Константин Николаевич Николай Константинович Константин Константинович Дмитрий Константинович

Николай Николаевич Старший

Михаил Николаевич

Михаил Павлович

Его младший брат великий князь Александр Михайлович в своих эмигрантских мемуарах писал:

Нас называли «опасными радикалами»; первая часть прозвища «опасные» отражала досаду придворных кругов, вторая - «радикалы», быть может, и соответствовала истине, но зависела всецело от смысла, придаваемого этому слову, которым нередко злоупотребляют. Мой старший брат Николай Михайлович был несомненно самым «радикальным» и самым одаренным членом нашей семьи. Моя мать мечтала о его блестящей военной карьере, и, чтобы доставить ей удовольствие, мой брат Николай окончил военное училище с отличием. Однако истинное его призвание было в отвлеченных исторических изысканиях. <…> Постепенно он отдалялся от связей с военным миром и проводил все своё время в исторических архивах С. Петербурга и Парижа . Его монументальная биография Императора Александра I , написанная после долгих лет собирания материалов и проверки дат, останется непревзойденной в исторической русской литературе. <…> Книга, которая была переведена на французский язык, произвела сенсацию в среде французских наполеонистов , заставив их пересмотреть, исправить и даже пересоставить целый ряд исторических трактатов. <…> Николаю Михайловичу было, по-видимому, определённо неприятно объяснять многое из того, что происходило в России, своим друзьям в Коллеж де Франс и в Палате депутатов . Не могу сказать, чтобы я был вполне согласен с его «офранцуженными» политическими симпатиями. Будучи горячим поклонником парламентарного строя и убежденным почитателем словесных дуэлей Клемансо - Жореса, он не хотел допустить того, что создание в России конституционного строя по образцу III французской республики закончилось бы полным провалом. Истина заключалась в том, что он родился не в той стране, где ему следовало бы родиться.

Являлся наиболее радикальным оппонентом царствующего монарха из числа великих князей, чья оппозиционная позиция в 1916-1917 годах в отношении проводимого царём и его правительством курса получила название «великокняжеская фронда». Одобрил убийство Г. Е. Распутина :21-22 .

31 декабря 1916 года за участие в «фронде» получил приказание Николая II выехать в своё имение Грушёвку, которое исполнил 1 января 1917 года. Возвратился в столицу 1 марта 1917 года после начала Февральской революции . С радостью воспринял революционные события :358 и признал власть Временного правительства.

Однако очень скоро во взглядах Николая Михайловича наступило разочарование в происходивших в России революционных событиях. 16 марта 1917 года он был уволен из Русской армии. Французский посол М. Палеолог записал в своём дневнике 5 мая 1917 года:

Прощальный визит великому князю Николаю Михайловичу. Как далёк он от великолепного оптимизма, который он проявлял в начале нового режима!… в то время, как он проводил меня через салоны в вестибюль, в голосе его слышалось волнение… - Не могу же я забыть, что я висельник! :416

Ссылка и убийство

После Октябрьской революции Николай Михайлович, как и остальные представители дома Романовых, подвергся преследованию со стороны Советской власти. В марте 1918 года было принято решение о его ссылке с братом Георгием Михайловичем и кузеном Дмитрием Константиновичем в Вологду . В Вологде он пробыл с 3 апреля по 21 июля 1918 года :66-67, 135 Проживал по адресу Златоустинская набережная 6 б (ныне Набережная VI-й Армии, 99А), в 2 комнатах на 2 этаже дома, расположенного в глубине квартала. Вместе с ним в ссылке находился его адъютант генерал Брюммер :69-70 . В ссылке великий князь активно общался с иностранными дипломатами. Французский посол Жозеф Нуланс и секретарь посольства граф Луи де Робиен посещали Николая Михайловича в доме на Златоустинской набережной и оставили описание жилища, имеющее большое значение для сохранения дома как памятника истории. Представители Великобритании предлагали Романовым бежать с подложными паспортами, но они отказались :116-121 . 1 июля 1918 года Николай Михайлович был арестован, а 21 июля 1918 года перевезен в Петроград, где содержался в Доме предварительного заключения .

9 января 1919 г. Президиум ВЧК (в заседании участвовали Я. Х. Петерс , М. И. Лацис , И. К. Ксенофонтов и секретарь О. Я. Мурнек) вынес постановление «Приговор ВЧК к лицам бывшей императорской своры - утвердить, сообщив об этом в ЦИК» . Несмотря на ходатайства Академии наук и Максима Горького , Ленин подтвердил приговор с формулировкой «революция не нуждается в историках» .

Николай Михайлович был расстрелян большевиками в Петропавловской крепости в последнюю декаду января 1919 года вместе с ещё тремя великими князьями - своим родным братом Георгием Михайловичем и двоюродными - Павлом Александровичем и Дмитрием Константиновичем . Жена Павла Александровича, княгиня Ольга Палей , писала :

Один старый тюремный служитель, видевший казнь, рассказал… В среду Павла, одного, привезли на Гороховую и продержали до десяти вечера. Потом объявили, что увозят без вещей. С Гороховой привезли в Петропавловку. Трёх других великих князей доставили со Шпалерной . Всех вместе отвели в тюрьму Трубецкого бастиона . В три ночи солдаты, по фамилии Благовидов и Соловьев, вывели их голыми по пояс и провели на территорию Монетного двора , где у крепостной стены напротив собора была вырыта общая могила, где уже лежали тринадцать трупов. Поставили князей на краю и открыли по ним стрельбу.

Командовал экзекуционным отрядом некий Гордиенко, тюремный надзиратель, получавший в своё время ценные подарки из Кабинета Его Величества. Вероятно, Николай Михайлович был похоронен на месте расстрела в братской могиле. Сообщение о расстреле великих князей было опубликовано 31 января 1919 года в «Петроградской правде» .

Был единственным из казнённых большевиками Романовых, кого Русская православная церковь заграницей в 1981 году не стала причислять к лику святых .

Основным его вкладом были серии публикаций под названием «Memoires sur les Lepidopteres», известные как «Работы Романова». Он первым описал кавказский подвид Papilio alexanor orientalis . В течение 1884-1897 годов Н. М. Романов опубликовал 9 томов своей фундаментальной серии, которые сейчас являются библиографической редкостью, но ими до сих пор пользуются, так как они содержат первоначальные описания десятков видов. Наиболее важными являются красивый окрас бабочек и стадии их развития. Печатная промышленность того времени не давала возможности создать качественные цветные иллюстрации, поэтому печатались только контуры бабочек, которые потом от руки раскрашивались акварельными красками. По финансовым и техническим причинам значительная часть рисунков осталась нераскрашенной. В 1900 году Романов подарил всю свою коллекцию , в Санкт-Петербург . К тому времени она стала одной из самых крупных частных коллекций бабочек, содержащей более 110 000 особей, из которых примерно 18 000 были палеарктическими . Коллекция помещалась в 30 сейфов. В этой коллекции было много типовых особей. Они хранятся в Санкт-Петербурге, и бабочки из этой коллекции имеют этикетки на белой бумаге с рисунком царской короны в верхней части и текстом «Собрано Великим князем Николаем Михайловичем». Один из сейфов, который хранился в Ликани , был привезен в 1900 году в Кавказский музей в Тифлисе .

Виды и подвиды, названные Г. Е. Грум-Гржимайло и Г. Христофом в честь Н. М. Романова:

• Желтушка Романова (Colias romanovi Grum-Grshimailo, 1885) - вид бабочек из семейства белянок ;
• Шашечница Романова (Melitaea romanovi Grum-Grshimailo, 1891) - вид бабочек из семейства

Его отцом был Великий Князь Михаил Николаевич (пятый из шести сыновей Императора Николая I Павловича), а мать - Ольга Феодоровна (урождённая Цецилия-Августа, Принцесса и Маркграфиня Баденская)

Когда ему исполнилось три года отец переехал на Кавказ, где Великий Князь провёл своё детство. Как и все его братья, он влюбился в Кавказ и его мягкий климат, которому всегда предпочитал холодную и дождливую столицу Империи.

Будучи воспитанным в спартанских традициях своего Августейшего Деда - Императора Николая I, он с юных лет спал на походной солдатской кровати, а закаляя себя, обливался холодной водой, уделяя также особое внимание физическим упражнениям.

Однако главной страстью юного Великого Князя была учёба и постоянная тяга к знаниям в самых различных областях гуманитарных наук.

По сложившейся традиции в среде Великих Князей, Николай избрал карьеру военного и оправдав надежды матери с отличием закончил Павловское Военное училище.

В русско-турецкой войне 1877-1878 годов он уже Поручик Конной артиллерии и за проявленную на полях сражений личную храбрость был награжден Военным Орденом Святого Георгия IV степени. По окончании войны Николай Михайлович окончил Академию Генерального штаба и с 1884 по 1903 год занимал в армии различные командные должности: Командир 16-го Гренадерского Мингрельского полка, Шеф 13-й Артиллерийской бригады 82 Пехотного Дагестанского полка, Командир Кавказской Гренадерской дивизии и т.д. Дослужившись до чина Генерала от Инфантерии, был назначен Генерал-Адъютантом Николая II.

Но военная служба не прельщала Великого Князя, так как более всего его привлекала Российская история. Но не история вообще, а конкретный её период - эпоха правления Императора Александра I, самого интересного, на его взгляд, времени в которое происходил рост самосознания русского общества.

В 1903 году Великий Князь подает в отставку и довольно быстро приобретает репутацию «опасного либерала», русского «принца Эгалитэ». Конечно же, воззрения Великого Князя были самого безобидного свойства, однако одно то, что Николай Михайлович любил откровенно делиться своими взглядами в аристократической среде, что в конечном итоге привело к тому, что в их глазах он выглядел чуть ли не революционером.

Великий князь Николай Михайлович был Председателем Русского Исторического Общества, а также возглавлял Русское Географическое Общество, Общество защиты и сохранения памятников искусства и старины. В 1913 году он был избран Почетным Председателем Общества друзей Румянцевского музея. Уделяя много времени изучению истории России, Великий князь оставил после себя большое литературно-историческое наследие, наиболее фундаментальным из которого является его труд «Император Александр I. Опыт исторического исследования» в 2-х томах (на французском языке. СПб., 1912. 2-е изд., 1914). И несмотря на обилие научной литературы об эпохе Александра I, эта книга явилась новым словом о «сфинксе, неразгаданном до гроба». Новизна же ее состояла в том, что Николай Михайлович использовал много ранее недоступных материалов, хранящихся в секретных государственных архивах, на пользование которыми мог дать разрешение только правящий Император.

Немногим ранее написания этой научной монографии появились его труды «Дипломатические отношения России и Франции. 1800-1812» в 7-ми томах (СПб., 1905-1914) в которых впервые была приведена личная секретная и исключительно откровенная переписка брата Императора Александра I с Его родной сестрой - Великой Княжной Екатериной Павловной, умнейшей женщиной и самой большой ненавистницей Наполеона, чуть не выданной за него замуж.

Другой труд Великого Князя «Императрица Елизавета Алексеевна» в 3-х томах (СПб., 1908-1909) представляет историю жизни влюбленной в Александра юной счастливой девушки, затем несчастной женщины. Это, по сути дела, жизнь в письмах (по-французски) к мужу, матери, свекрови и еще многим другим, раскрывающим нам чуткую, ранимую натуру.

«Генерал-адъютанты Императора Александра I» (СПб., 1913) - также очень интересная работа, рассказывающая об управлении Императорской Русской Армией в новых условиях. Институт этот был очень молодой, но в наполеоновскую войну сыграл важную роль.

Перу Великого Князя принадлежат также труды о Князьях Долгоруких (СПб., 1902), Графах Строгановых (СПб., 1903, в 3-х томах), о Военной галерее Зимнего дворца (СПб., 1912) и многие другие.

С 1906 года Николай Михайлович заинтересовался русскими и зарубежными некрополями. По его мысли, кладбище есть обитель вечного упокоения и, если их хорошо изучить, то они могут приоткрыть много интересного: истинные даты жизни, обстоятельства смерти, а также чины и награды усопших. Всерьёз занявшись этой темой, Николай Михайлович внёс в её изучение огромный вклад, издав описание трех главнейших некрополей: Московского (СПб., 1907-1908, в 3-х томах), Петербургского (СПб., 1912-1913, в 4-х томах) и Парижского, вернее его русской части (1915) в одном томе (работа не была окончена) (9). Замышлял он и «Русский провинциальный некрополь» во многих томах, но революция разрушила эти планы, как и сами кладбища.

Семейным прозвищем Великого Князя было «Бимбо» - слово не имеющее соответствия в русском языке, означающее с одной стороны «толстяк» или «увалень», а с другой - кличку доброго сказочного слонёнка.

Великий Князь был высок, имел глаза тёмного цвета и короткую бородку квадратной формы. С годами он облысел и стал весьма грузен, однако и в таком образе всегда пользовался успехом у дам.

Следует сказать, что ещё в молодости Николай Михайлович влюбился в свою двоюродную сестру Принцессу Викторию Баденскую, но ему не разрешили вступить в брак, так как между ними было очень близкое родство. Позже его избранница стала Королевой Швеции, женой Короля Густава V, а Великий Князь так на всю жизнь и остался холостяком. Однако он очень любил детей и поговаривали, что от него даже остались незаконнорожденные дети.

По своей натуре Великий Князь Николай Михайлович был пацифистом, поэтому начавшаяся Первая мировая война привела его в ужас. К тому же он почти с самых первых её дней подверг жестокой критике бездарные действия своего давнего недруга - Великого Князя Николая Николаевича (младшего), назначенного Государем на должность Верховного Главнокомандующего. Но главное, чего не мог простить Николай Михайлович этому самодовольному выскочке из Рода Романовых, так это почти полное уничтожение Императорской Гвардии и большей части Регулярной Армии в 1914 году в ходе злосчастного наступления на Восточную Пруссию с целью облегчения создавшегося критического положения для французских войск.

Сидевший в Николае Михайловиче дух вольнодумства многим не нравился. А его разговоры о свободе и демократии вызывал особое раздражение у Императрицы Александры Феодоровны. Однако отношения между ними обострились наиболее сильно после убийства Г.Е. Распутина. А за то, что Николай Михайлович подписался под адресованным Государю коллективным письмом Великих Князей, выступивших в защиту одного из убийц Г.Е. Распутина - Великого Князя Дмитрия Павловича, он был выслан из Петрограда в своё херсонское имение.

Вернувшись в столицу после событий Февральской смуты, Великий Князь, не предвидя для себя каких-ибо дурных последствий продолжал оставаться в городе и после того, как власть в стране захватили большевики.

Но уже весной 1918 года он вместе с Великими Князьями Павлом Александровичем, Дмитрием Константиновичем и Георгием Михайловичем был выслан в Вологду.

Однако уже в июле 1918 года Николай Михайлович и находившиеся с ним Великие Князья были арестованы и некоторое время содержались в Вологодской тюрьме, откуда вскоре были переведены в Петроград, в Дом Предварительного заключения.

6 сентября 1918 года все они были объявлены заложниками. И, несмотря на то, что заложничество всегда считалось самым варварским и подлым приемом войны, таковое получило повсеместное применение в годы Гражданской войны в рамках проводимого в стране «Красного Террора».

И хотя Великие Князья не участвовали в Гражданской войне, а значит и не были врагами Советской власти (хотя и друзьями их тоже не назовёшь) и вели совершенно мирный образ жизни, все они, тем не менее, после совершённом в Петрограде убийстве Председателя Петроградского ЧК С.М. Урицкого, оказались в этом страшном статусе.

А пока Великие Князья сидели в ДОПРе на Шпалерной, 15 августа 1918 года арестовали еще одного Князя Императорской Крови - Гавриила Константиновича, которому повезло много больше - он остался жив. (Князь Гавриил сильно болел, и это дало повод его жене настойчиво просить А.М. Горького ходатайствовать за него перед Г.Е. Зиновьевым и В.И. Лениным о разрешении лечения за границей.) Во время этих бесконечных переговоров, Князь Гавриил сидел на том же этаже, что и другие Великие Князья и впоследствии оставил самые подробные воспоминания о прожитых днях в тюрьме. Получив желанное освобождение, Князь Гавриил тут же выехал в Финляндию и позднее написал свои воспоминания «В Мраморном дворце», в которых несколько страничек посвящает своему заточению на Шпалерной:

«Встречи с моими дядями продолжались. Внешне они были всегда веселы и шутили со сторожами. Дядя Николай Михайлович (историк) часто выходил из своей камеры во время уборки, а иногда вечером, во время ужина, стоял у громадного подоконника в коридоре и между едой неизменно продолжал разговаривать и шутить со сторожами. Он был в защитной офицерской фуражке без кокарды и чесучовом пиджаке. Таким я его помню в последнее наше свидание в коридоре. Другие дяди почти не выходили из камер.

Помню, как дядя Николай Михайлович прислала мне в камеру свою книгу об утиной охоте. Он был большой охотник, и когда узнал, что я не охочусь, даже обругал меня. <…>

Однажды на прогулке один из сторожей сообщил нам, что убили комиссара Урицкого. <…> Скоро начались массовые расстрелы. А на одной из прогулок до нас дошло известие, что все мы объявлены заложниками».

А.М. Горьким была также предпринята попытка заступничества и за Великого Князя Николая Михайловича. Поддерживая ходатайство Российской Академии Наук, он написал В.И. Ленину письмо, в котором сообщал, что Николай Михайлович есть историк с мировым именем. На что вождь кратко ответил, что: «Революция не нуждается в историках!»

В начале января 1919 года Николай Михайлович посылает из камеры прошение, в котором сообщает, что он пишет большую работу о Сперанском, даже несмотря на тяжелые условия и недостаток материала. В связи с этим он просит вернуть ему свободу, чтобы хоть немного отдохнуть. А затем он готов взять на себя какую угодно работу по специальности, пояснив что никаких коварных замыслов против Советской власти он не имел и не имеет…

И, вероятнее всего, это было последнее письмо Великого Князя и великого историка.

За день до своей трагической кончины, четырёх Великих Князей перевезли в Петропавловскую крепость, где в ночь на 24 января 1918 года все они были расстреляны на её Соборной площади «в порядке красного террора» за смерть немецких коммунистов Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Здесь же все они были и захоронены в отрытой накануне траншее, вместе с незадолго до этого расстрелянными уголовниками.

К настоящему времени место захоронения Великого Князя Николая Михайловича не выявлено.

В ноябре 1981 году решением Священного Архиерейского Собора РПЦЗ трое Великих Князей были причислены к лику Святых Новомучеников Российских от власти безбожной пострадавших. Однако Великий Князь Николай Михайлович не попал в их число, так как по мнению первоиерархов он был социалистом, атеистом и даже масоном.

Посмертно 9 июня 1999 года реабилитирован Генеральной Прокуратурой Российской Федерации.

Великий князь, генерал адъютант, генерал от инфантерии, старший сын великого князя Михаила Николаевича. Родился 14 апреля 1859 г. В 1878 г. произведен в офицеры. Участвовал в русско турецкой войне 1877 1878 гг. Служил 10 лет в Кавалергардском… … Биографический словарь

Романов (1859 1919), великий князь, внук императора Николая I, историк, генерал от инфантерии (1913). Монографии по истории России 1 й четверти 19 в. В 1909 17 председатель русского исторического общества. После Октябрьской революции арестован, с … Современная энциклопедия

- (1859 1919) великий князь, внук императора Николая I, историк, генерал от инфантерии (1913), почетный член Петербургской АН (1898). Монографии по истории России 1 й четв. 19 в. В 1909 17 председатель Русского исторического общества. После… … Большой Энциклопедический словарь

- (1859 1919), великий князь, внук императора Николая I, историк, генерал от инфантерии (1913), почётный член Петербургской АН (1898). В 1909 1917 председатель Русского исторического общества. Труды по истории России 1 й трети 19 в.: Граф П. А.… … Русская история

Великий князь, сын великого князя Михаила Николаевича; род. 14 апреля 1859 г.; полковник, командир 16 гренадерского Мингрельского Его Имп. Высочества вел. кн. Дмитрия Константиновича полка, шеф 3 гвард. артиллерийской бригады и 82 пехотного… … Большая биографическая энциклопедия

- (1859 1919), великий князь, внук императора Николая I, генерал от инфантерии (1913), историк, почётный член Петербургской АН (1898). Монографии по истории России первой четверти XIX в. В 1909 17 председатель Русского исторического общества. После … Энциклопедический словарь

- (Романов) , русский великий князь, историк, председатель Русского исторического общества (1909 17). Сын Михаила Николаевича (См. Михаил Николаевич) (Романова). В 1884 1903 на военной службе. Стоял в… … Большая советская энциклопедия

Великий князь, сын вел. кн. Михаила Николаевича, род. 14 апр. 1859 г., полковник, командир 16 гренадерского Мингрельского Его Имп. Высочества вел. кн. Дмитрия Константиновича полка, шеф 3 гвард. артиллерийской бригады и 82 пехотного Дагестанского … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

- (Романов) (14.IV.1859 28.I.1919) рус. вел. князь, воен. деятель и историк. Пред. Рус. ист. об ва. Закончив Академию Генерального штаба, с 1884 по 1903 был на командных должностях в армии. С кон. 19 в. обратился к исследованию эпохи Александра I,… … Советская историческая энциклопедия

Николай Михайлович - (1859 1919) вел. кн., ст. сын вел. кн. Михаила Николаевича (см.), внук имп. Николая I, известный рус. историк, ген. адъютант, ген. от инфантерии, пред. Имп. Рус. Геогр. об ва, пред. Имп. Рус. Историч. об ва (1909 17). Способствовал учреждению в… … Российский гуманитарный энциклопедический словарь

Книги

• Николай Рубцов , Коняев Николай Михайлович. Впервые эта книга о замечательном русском поэте Николае Рубцове, лирике и провидце и своей судьбы, и судьбы нашей Родины, вышла в серии "ЖЗЛ" в 2001 году. Автор глубоко изучил и воспоминания…
• Николай Рубцов. Стихотворения , Рубцов Николай Михайлович. Николай Михайлович Рубцов (1936-1971) - замечательный поэт-лирик, провидец собственной судьбы, наследник классических традиций, получивший всенародное признание, верность отчему дому, Родине,…

Николай Михайлович Романов, великий князь и наш сегодняшний герой – постоянный персонаж проекта «1917 Свободная история» . Если не видели, очень рекомендуем этот ресурс. Там в отрывках из писем, дневников, воспоминаний практически в режиме реального времени день за днем воссоздаются события, случившиеся ровно 100 лет назад. А 100 лет назад что у нас было? Правильно, конец 1916-го года, и вот-вот наступит судьбоносный 1917-й. О том, как все шло к тому, к чему в итоге пришло, и о том, почему ни к чему другому прийти просто не могло – этот документальный «сериал». Призрак революции уже бродит по России, его замечают и отмечают уже почти все, и пребывают в тревожном ожидании чего-то вроде последнего дня Помпеи. А читатели (мы) тем временем чувствуют себя такими немножко спойлерами. Мы ведь уже знаем, когда и как наступит этот “последний день”, мы даже словно бы чуть-чуть умудреннее тех, не знающих (хотя это, разумеется, чистая иллюзия, нам бы так знать про собственное завтра, как про их). Но от того, что мы-то знаем заранее – читать только интереснее.

Нет, правда, “1917” – замечательный проект! И все же СДГ уверен: нам есть чем его дополнить. Как и положено сериалу, там действуют изо дня в день одни и те же персонажи – их несколько сотен. Но все же их ежедневные свидетельства получают настоящую ценность, объем и глубину, если знаешь – что за люди, как они жили до ноября 1916-го и куда судьба заведет их потом, после 1917-го. Как уже было сказано: читать интереснее, зная финал заранее. Но если, допустим, с персонажами по имени Распутин, Николай II, Малевич, Гумилев или Лиля Брик все ясно, и никому не нужно про них ничего объяснять, то ведь с великими князьями, министрами или депутатами Государственной Думы все не так широко известно, не правда ли? Ну вот мы вам про них и расскажем. Вот, к примеру, наш любимый герой: великий князь Николай Михайлович. Один из самых активно действующих там персонажей, пытавшийся предупредить царя об опасности, отвести его от Распутина и тем самым вызвавший такую ярость императрицы Александры Федоровны. Что же было с ним раньше и, главное, что же будет потом? Начнем с “потом”… С января 1919-го…

«Носите, ребята, все-таки царские»…

Ночь с 29 на 30 января 1919 года. Петроград, Петропавловская крепость. Только что из тюрьмы на Шпалерной сюда привезли трех арестантов-однофамильцев: великих князей Николая и Георгия Михайловичей (родных братьев) и их кузена – великого князя Дмитрия Константиновича. Романовых, естественно…

Дальнейшее мы знаем из рассказа вездесущего французского журналиста Поля Эрио. Вряд ли он мог быть свидетелем событий. Просто он умел находить свидетелей и расспрашивать их. Современники, во всяком случае, Полю Эрио верили: на вранье он не попадался. Итак, вот что он пишет: «Разбуженный и выведенный из своей одиночки, великий князь Николай Михайлович предположил, что его собираются отправить в Москву. Он так мало подозревал, что его ведут на расстрел, что взял с собой котенка, которого вырастил в тюрьме. Был 1 час 20 минут, когда машина, которую сопровождали шесть красногвардейцев, выехала из тюрьмы…

Когда великие князья были выстроены перед ямой, комиссар, который командовал взводом, приказал им снять шубы и пиджаки. В этот момент Николай Михайлович заговорил… Как передали мне, он говорил довольно долго, и спокойствие, которое он показал перед смертью, взволновало самих красногвардейцев. Затем четыре великих князя обнялись. Николай последний раз погладил котенка, которого доверил одному солдату, и несчастные разделись. Они были сражены одним залпом. Затем тела были сброшены в зияющий ров…».

Этот рассказ дополняют воспоминания доктора Мальцева, лечившего четвертого расстрелянного в ту ночь великого князя: (сильно больной, он дожидался решения своей судьбы в тюремной больнице. Его даже на расстрел принесли на носилках). Так вот доктор Мальцев слышал от тюремщика Петропавловской крепости: в 3 часа ночи солдаты Благовидов и Соловьев провели по пояс обнаженных узников на территорию Монетного двора, где у крепостной стены напротив собора была вырыта глубокая братская могила, и в ней уже лежали закоченевшие на морозе тела расстрелянных…

Потом еще разные люди рассказывали какие-то подробности. Понять, что тут легенда, а что правда, уже невозможно. А подробности такие: Дмитрий Константинович, как человек очень религиозный, в последние минуты молился о спасении душ своих палачей. Ему вторил Павел Александрович: «Боже, прости им, они не ведают, что творят». А Николай Михайлович тем временем стянул сапоги и бросил их солдатам: «Носите, ребята. Все-таки царские…»

Великий князь Николай Михайлович

Дополнительный ужас ситуации придает телефонный разговор жены Павла Александровича – княгини Ольги Палей – с женой Горького, актрисой МХТ и народным комиссаром по театрам Марией Федоровной Андреевой 31 января – то есть больше чем через сутки после расстрела. О котором тогда еще никто не знал. Ольга Валериановна затем и телефонировала на квартиру Горького, чтобы в очередной раз похлопотать за мужа. Трубку взяла Андреева. В своих мемуарах Ольга Палей пишет:

Максим Горький и Мария Андреева

«Мария Федоровна,- говорю я,- я в страшной тревоге, еле держусь на ногах, умоляю Вас, скажите мне, где мой муж?..

Но Ваш муж не подвергается никакому риску, - отвечает она мне,- сегодня Алексей Максимович должен вернуться из Москвы с подписанным распоряжением об освобождении их всех.

Но мне сказали, что их увезли! Об их участи ходят самые зловещие слухи.

Что за идея,- говорит она мне,- правительство Советов никогда не наказывает без причины, теперь в России есть правосудие; даю Вам слово, что Ваш муж вне опасности».

Я бы только хотела предостеречь читателей от того, чтобы они приняли Марию Федоровну за лицемерку. Да нет, она, скорее всего, и правда верила тому, что говорила. Так же как и Горький верил, что он сможет помочь. Он очень старался. Докучал Ленину с просьбами о великих князьях. Говорил: «Ну совершите вы умный поступок! Зачем множить мучеников и героев! Это достойные люди, они ни в чем не виноваты. А Николай Михайлович Романов – еще и крупный, признанный в мире историк». «Революции не нужны историки», – ответил ему Ленин. Так во всяком случае рассказывают. Хотя есть и другая версия, которую излагал сам Горький в беседе с друзьями: мол, ему удалось убедить Ленина в том, что Великие князья не представляют опасности для Советской власти. И Ленин даже выдал ему письменное распоряжение об их немедленном освобождении. С этим распоряжением Горький помчался на вокзал, чтобы ехать в Петроград. Но он и в поезд не успел сесть – на перроне купил газету, а там – сообщение о расстреле Романовых…

Прошли годы. В 1981-ом Русская Зарубежная церковь канонизировала их всех: убитых большевиками Романовых… За единственным исключением: Николая Михайловича. Почему-то он один в мученики не вышел… Да, впрочем, он и правда выбивался из семьи. Александр Бенуа скажет о Николае Михайловиче: «Самый культурный и самый умный из всей царской фамилии». Он ведь был настоящим ученым. Потому-то и предвидел многое, и пытался предотвратить, и предлагал пути… Увы, безуспешно.

Великий князь Павел Александрович с женой Ольгой Палей (морганатический, но счастливый брак) В.к. Георгий Михайлович, брат Николая Великий князь Дмитрий Константинович

Документальный сериал нам в помощь

В 20-х числах ноября 1916-го В.к.Николай пришел на прием к царю, своему племяннику, и врезал правду-матку: «Я долго колебался открыть тебе истину, но после того, как твоя матушка и твои обе сестры меня убедили это сделать, я решился. Ты неоднократно выражал свою волю «довести войну до победоносного конца». Уверен ли ты, что при настоящих тыловых условиях это исполнимо? Осведомлен ли ты о внутреннем положении не только внутри империи, но и на окраинах (Сибирь, Туркестан, Кавказ)? Говорят ли тебе всю правду или многое скрывают? Где кроется корень зла? Разреши в кратких словах выяснить тебе суть дела. Ты находишься накануне эры новых волнений, скажу больше - накануне эры покушений…

Пока производимый тобой выбор министров при таком же сотрудничестве был известен только ограниченному кругу лиц (имеется в виду назначение министров по указке императрицы Александры Федоровны, которой, в свою очередь, указывал Распутин – прим.СДГ) - дело могло еще идти, но раз способ стал известен всем и каждому и об этих методах распространилось во всех слоях общества, так дальше управлять Россией немыслимо. Неоднократно ты мне сказывал, что тебе некому верить, что тебя обманывают. Если это так, то же явление должно повторяться и с твоей супругой, горячо тебя любящей, но заблуждающейся, благодаря злостному, сплошному обману окружающей ее среды. Ты веришь Александре Федоровне. Оно и понятно. Но что исходит из ее уст, - есть результат ловкой подтасовки, а не действительной правды. Если ты не властен отстранить от нее это влияние, то, по крайней мере, огради <себя> от постоянных, систематических вмешательств этих нашептываний через любимую тобой супругу».

Николай Михайлович не знал, примет ли его государь, поэтому заранее написал все это в виде письма, а когда личная встреча все-таки состоялась, просто зачитал написанное (а потом отдал письмо адресату). Это был не первый и не последний раз, когда царю говорили нечто подобное про Распутина. Первым был еще в 1909 году. И ничем хорошим это никогда не кончалось. И все же Николай Михайлович просто не мог молчать. Император выслушал дядю довольно спокойно, по его реакции вообще невозможно было понять: возымело ли сказанное на него хоть какое-то действие. Собственно, он просто переслал письмо жене в Петербург (сам царь в этот момент находился в ставке в Могилеве и там же состоялся весь этот разговор). Но вот императрица, по своему обыкновению, отреагировала весьма бурно: «Мой ангел милый! Я прочла письмо Николая и страшно возмущена им. Почему ты не остановил его среди разговора и не сказал ему, что если он еще раз коснется этого предмета или меня, то ты сошлешь его в Сибирь, так как это уже граничит с государственной изменой? Он - воплощение всего злого, все преданные люди ненавидят его - даже те, кто не особенно к нам расположены, возмущаются им и его речами. Этот человек должен трепетать перед тобой; он и Николаша (великий князь Николай Николаевич – прим.СДГ) - величайшие мои враги в семье <…>. Женушка - твоя опора, она каменной скалой стоит за тобой. Я спрошу нашего Друга (Распутина – прим.СДГ ), считает ли Он уместным, чтоб я поехала через неделю, или, так как тебе нельзя двинуться с места, не следует ли мне здесь оставаться <…>. Благословляю и целую без конца. Всецело Твоя». В этом ее письме не было ничего необычного. При любой чьей-либо попытке открыть самодержцу Российскому глаза на самоубийственность его действий и решений она реагировала именно так: “Все это интриги против твоей женушки”…

Ну и Распутин, тоже читавший письмо великого князя, добавил жару: «Не проглянуло нигде милости Божией, ни в одной черте письма, а одно зло, как брат Милюков, как все братья зла»…

Дальнейшие события вот-вот, в ближайшие дни, развернутся. Как уже сейчас можно догадаться, вопрос о ссылке великого князя Николая Михайловича предрешен (хотя случится эта ссылка только после убийства Распутина). Но – давайте просто следить за событиями в режиме реального времени на «1917»… А пока – о том, что же было раньше. До описанных событий. Ведь к этому времени Николай Михайлович прожил целую жизнь, да еще какую!

Николай Михайлович во время службы в гвардии

По прозвищу Бимбо

Родился он в семье любимого брата тогдашнего императора Александра II – Михаила Николаевича. О степени близости братьев говорит уже тот факт, что они виделись 1 (13) марта 1881, около двух часов дня, то есть за несколько минут до того, как Александр II был смертельно ранен взрывом бомбы, и Михаил Николаевич чуть ли не первым примчался на место взрыва, распоряжался перевозкой раненого и потом не отходил от брата до самое его кончины.

Таким образом сын В.к.Михаила Николаевича – Николай Михайлович приходился кузеном следующему императору – Александру III, и двоюродным дядей Николаю II, который называл его не иначе, как «ужасный дядюшка». Но не будем забегать вперед.

Когда великий князь Николай был мальчиком, его в семье называли Бимбо – вот как любопытного слоненка в сказке Киплинга. Слоненок из любопытства всюду совал свой длинный хобот. Николай штудировал науки. Бабочек начал коллекционировать и изучать с детства, а к концу жизни обзавелся коллекцией в 18 тысяч экземпляров, открыл 6 видов и подвидов и написал 9-томный фундаментальный труд о чешуекрылых, которым энтомологи пользуются до сих пор. Это не говоря о его трудах по отечественной истории…

Внешне Николай Михайлович отличался от Романовых, обычно так похожих друг на друга – он пошел в мать, был горбонос и смугл. В молодости – довольно красив. А в любви – несчастлив. В молодости он влюбился в дочь Великого герцога Баденского Викторию. А ее за него не отдали: она-то была согласна. Папенька не велел. Сославшись на слишком близкое родство: Виктория приходилась Николаю троюродной племянницей по отцу, и одновременно с этим двоюродной сестрой по матери. Нехорошо, конечно… Но в семье Романовых такое случалось. Например, брат Николая Михайловича – женился же на великой княжне Ксении, приходившейся ему двоюродной племянницей (об их союзе мы ).

Скорее всего, у честолюбивого герцога просто были на дочь другие виды – ведь в итоге ее выдали замуж за шведского наследника престола, и со временем Виктория стала королевой Швеции. С Николаем она, впрочем, сохранила дружбу на долгие годы. При этом не пыталась спасти его из заточения в 1918 году, в отличие от королевы Датской…

Верный своей юношеской любви, Николай долгое время и не пытался устроить свою семейную жизнь. Впрочем, он с головой окунулся в науку. Председатель Русского Географического и Русского Исторического общества, почетный доктор истории Московского университета, действительный член Французской академии (этой чести, кстати, весьма редко удостаивались иностранцы)… Некоторые свои труды он предпочитал писать по-французски. В России опубликовать мог не все – цензура-с. Николай II лично запретил ему публиковать две главы из фундаментального труда по Александру I. (для желающих особо глубоко погрузиться, отрывок из этой книги приведен ). В частности, запрещена была глава о любовной связи жены Александра I – императрицы Елизаветы Алексеевны с кавалергардом Охотниковым и об их внебрачном ребенке (на счастье бездетного императора, это была девочка. Родился бы мальчик – это бы весьма запутало вопрос о престолонаследии).

Но и то, что позволили опубликовать Николаю Михайловичу, вызвало большое возмущение у монархической (она же патриотическая) общественности. Историкам, кажется, во все времена приходилось нелегко! Особенно, если приводимые ими факты противоречили государственной идеологии… Николай Михайлович первым осмелился прямо написать о сознательном участии Александра I в убийстве отца – императора Павла I. Ничего не поделаешь, факты! Кстати, практически одновременно с его трудом вышла в свет драма Дмитрия Мережковского «Павел I», где тоже говорилось об этом, а также о крайнем самодурстве Павла. На Мережковского и его издателя тут же подали в суд за «дерзостное неуважение к Верховной власти». Адвокат только тем и отбился, что зачитывал суду выдержки из труда великого князя Николая…

На Романова в суд подать, естественно, никто не решился. Зато на него обрушилась патриотическая общественность. Лидер черносотенного Союза Михаила Архангела Владимир Владимир Пуришкевич писал: «Приглашение великого князя Николая Михайловича приехать к нему в любой день и час. Я боролся с самим собой: ехать или не ехать? Ибо великий князь Николай Михайлович в своих исторических трудах выставлял в крайне неприглядном виде своих царственных дедов и прадедов и марал их. Мне он казался крайне несимпатичным». Ему вторил начальник канцелярии Министерства Императорского Двора: «Довольно красивый и очень умный, он был прожженным интриганом. Он всегда всех критиковал, но сам никогда ничего не делал. Когда Царь уехал на фронт, Николай Михайлович остался в Петрограде. В клубе, где он всегда был в центре внимания, его язвительные высказывания, ниспровергавшие все, что можно, наносили большой вред самодержавию. Критика, исходящая из высших сфер, заражала своим ядом всех и разрушала моральный авторитет Государя. Императрица ненавидела его до глубины души». Вот что правда, то правда. Александра Федоровна ненавидела и говорила о великом князе: «Скверный он человек, внук еврея!» Она, впрочем, склонна была приписывать еврейское происхождение всякому, кто не выказывал достаточной преданности трону или ей лично. В данном случае под евреем подразумевался… Нет, все-таки не император Николай I, слава Богу. А другой дедушка, по матери – Великий герцог Леопольд Баденский (вышеупомянутая шведская королева Виктория, первая любовь Николая Михайловича – тоже его внучка. Не говоря уж обо всех Михайловичах, братьях и сестрах Николая). Каким боком тот вдруг – еврей, разбираться особого желания нет, наверняка найдутся иные охотники. Но интересно, что родной брат Николая – Сандро, отличался обычным для семьи Романовых антисемитизмом, и происхождение от Великого герцога Леопольда ему не мешало…

Ну а у Ники (императора Николая II) еще раньше, сразу по восшествии на престол появились причины не любить «ужасного дядю». После трагедии на Ходынском поле тот демонстративно отказался участвовать в коронационных торжествах. Мало того, он еще открыто выступал с пропагандой идей парламентаризма! Считал, видите ли, абсолютную монархию пережитком средневековья, губительным и опасным в условиях нового времени… Ратовал за учреждение конституции, которая ограничила бы власть монарха, поставив над ним закон… Утверждал, что только политическая реформа сверху, которая приблизит государственное устройство России к современным стандартам, может предотвратить революцию… И хотя ни к какой революции Николай Михайлович вовсе не призывал, в гвардии ему дали прозвище «Филипп Эгалите» – по имени герцога Орлеанского, родственника Людовика XVI, поддержавшего Великую Французскую революцию, но почти сразу же и казненного революционерами. Прозвище оказалось пророческим. Особенно с учетом последних слов, сказанных Филиппом Эгалите на эшафоте. Палач хотел снять с него сапоги (опять – сапоги!), а тот сказал: «Оставьте, они лучше снимутся после, а теперь поспешим».

Новая любовь и Лев Толстой

Что же представляла из себя вторая из запрещенных к публикации в России глав биографии Александра I? Это была глава о старце Федоре Кузьмиче. Был ли он ушедшим от мира императором, или тот все-таки умер в Таганроге в ноябре 1825-го? Начав исследовать эту тему, Николай Михайлович мечтал доказать, что Федор Кузьмич – это именно Александр I. Он был в этом почти уверен! А принадлежность к императорской фамилии, как бы там не относился к нему венценосный племянничек, все-таки открывала огромные возможности по доступу к архивам. Да вот только, изучив эти архивы, Николай Михайлович пришел к выводу: все это лишь красивая легенда.

По этому поводу у них завязалась переписка с , который свято верил в легенду о Федоре Кузьмиче. Великий князь написал Толстому 18 писем, а тот ответил не меньше 19 раз. И обсуждали они отнюдь не только историю. В письме от 15 ноября 1901 года Николай Михайлович просит у писателя совета: жениться ему или нет? Речь шла о замужней даме, Елене Михайловне Барятинской, с которой у великого князя к этому времени довольно долго тянулась любовная связь – с мужем (между прочим, адъютантом Николая Михайловича) Барятинская давно разъехалась. И, при желании, могла развестись. О ее сыне и так давно уже заботился не муж, а великий князь Николай. Впрочем, незадолго до письма Толстому этот сын Барятинской, сильно болевший, умер, оставив Елену Михайловну безутешной. Вот всю эту коллизию Николай Михайлович и решился обсудить со Львом Николаевичем: «Психологические дела, конечно, сложные, женщина потеряла все со смертью своего единственного сына. Я ее любил в течение 15 лет, из коих первые годы были полной влюбленностью с моей стороны. <Потом> страсть уже охладела, и, наконец, последние года болезнь сына все поглотила. Теперь, как это ни невероятно, я влюбился в нее снова, но иначе, чем в молодые годы, а на почве сострадания. <…> That is the question, я не считаю себя вправе делать ей намеки на супружество, во-первых, <по причине> ее горя, а во-вторых, по той причине, что у меня 70-летний старик отец, немало горя тоже <видевший>. Следовательно, дело сводится к тому, что если она пожелает быть моей женой, я чувствую, что скажу немедленно «да». Но имею ли я на это право?! <…> Будьте добры, и если можете, дайте мне совет, – что делать. Крепко жму Вашу руку. Искренний поклон графине Софье Андреевне. Весь Ваш Н.М.»

От совета Толстой, впрочем, воздержался. Сказал, что не решается тут что-либо советовать. И в свою очередь попросил замолвить за него слово перед царем – насчет отмены отлучения от церкви. Из этого, впрочем, ничего не вышло… Мы уже знаем: царь не слишком-то слушал своего двоюродного дядю.

В 1905-ом, поддавшись впечатлениям революции и ее кровавого подавления, Толстой написал Николаю Михайловичу довольно обидное письмо: «Перед самым получением вашего хорошего письма, любезный Николай Михайлович, я думал о вас, о моих отношениях с вами и хотел писать вам о том, что в наших отношениях есть что-то ненатуральное и не лучше ли нам прекратить их. Вы великий князь, богач, близкий родственник государя, я человек, отрицающий и осуждающий весь существующий порядок и власть и прямо заявляющий об этом. И что-то есть для меня в отношениях с вами неловкое от этого противоречия, которое мы как будто умышленно обходим. Спешу прибавить, что вы всегда были особенно любезны ко мне и что я только могу быть благодарен вам. Но все-таки что-то ненатуральное, а мне на старости лет всегда особенно тяжело быть не простым. Итак, позвольте мне поблагодарить вас за вашу доброту ко мне и на прощанье дружески пожать вашу руку. Лев Толстой». На что Николай Михайлович отвечал: «Вы вполне правы, что есть что-то недоговоренное между нами, но смею Вас уверить, что, несмотря на родственные узы, я гораздо ближе к Вам, чем к ним. Именно чувство деликатности вследствие моего родства заставляет меня молчать по поводу существующего порядка и власти, и это молчание еще тяжелее, т.к. все язвы режима мне очевидны и исцеление оных я вижу только в коренном переломе всего существующего».

На этом на 3 года их переписка заглохла. Но, узнав, что Толстой разыскивает сведения о распорядке дня русских императоров, Николай Михайлович снова “вышел на связь”, предложив свои выписки из архивов Николая I. На что Лев Николаевич с радостью отозвался и принес извинения за свою давешнюю грубость и несправедливость.

Что же касается женитьбы на Барятинской – Николай Михайлович ни на что так и не решился. Побоялся огорчить отца, уронить семейную честь. Повторилась та же история, что и с первой любовью: всем было можно, а ему одному – нельзя. Ведь к этому времени только ленивый в семье Романовых не вступил в какой-нибудь морганатический скандальный брак. Взять хотя бы того же Павла Александровича (тот самый узник Петропавловской крепости, которого принесли на расстрел на носилках). Вторым браком он был женат на Ольге Палей, разведенке. А родная сестра самого императора – Ольга Александровна! Она же примерно в то же время влюбилась в ротмистра кирасирского полка Николая Куликовского, развелась со своим законным супругом – принцем Ольденбургским, и преспокойно повторно вышла замуж! Похоже, напрасно патриоты и монархисты не любили великого князя Николая – он один-то и готов был жертвовать личным счастьем ради семейной чести Романовых! А впрочем, кто знает… Может, дело просто в эффекте застарелого холостяка?

Красный князь

Что было дальше… Убийство Распутина, которое Николай Михайлович, не участвовавший в нем, все же одобрил: «Мерзавец не сможет больше никому принести вреда». Кстати, убийство совершил его родственник – Феликс Юсупов, муж Ирины, племянницы Николая Михайловича. А тут еще «ужасный дядя» уговорил других великих князей подписать петицию на имя царя: о смягчении участи убийцам «Друга» (так император и императрица называли Распутина между собой). В общем, он доигрался. Венценосный племянник велел дядюшке убираться из Петрограда. Николай Михайлович написал в письме другу: «Александра Федоровна торжествует, но надолго ли, стерва, удержит власть? А он (император Николай II ‒ прим.СДГ ), что это за человек, он мне противен, а я его все-таки люблю, так как он души не дурной, сын своего отца и матери; может быть, люблю по рикошету, но что за подлая душонка!»

В ссылку Николай Михайлович отправился в свое родовое имение в Херсонской Губернии – Грушевку. Оттуда он писал во Францию своему коллеге-историку несколько хвастливые письма, называя себе «лысым советчиком» убийц Распутина (и явно преувеличивая тем самым свое участие в заговоре): «Я рискую, вопреки моему желанию, оказаться чрезвычайно популярным в России; и, кто знает, куда могут завести меня события, которым суждено произойти в ближайшем будущем?». Что ж, и у историков бывают слабости и честолюбивые порывы, уводящие их далеко от реальности. Особенно если историки эти в анамнезе имеют дедушку императора и теоретически могут претендовать на престол…

Тем временем столичное общество, действительно, всячески выражало великому князю сочувствие. Французский посол Жорж Морис Палеолог писал: «При получении известия об этом, мне тотчас приходит на память один исторический прецедент. 19 ноября 1787 г. Людовик XVI выслал герцога Орлеанского (того самого Филиппа Эгалите – прим.СДГ ) в его имение Виллер-Коттрэ, чтоб наказать его за то, что он заявил в парижском парламенте, что только генеральные штаты имеют право разрешить королю дополнительные налоги. Так неужели Россия дошла до 1787 г.? ‒ Нет!.. Она зашла уже гораздо дальше. Подвергая суровому наказанию великого князя Николая Михайловича, Император хотел, очевидно, терроризировать императорскую фамилию, и ему это удалось».

В Петроград опальный великий князь Николай вернулся только в феврале 1917-го, после отречения своего племянника. Он сбрил бородку и выглядел помолодевшим. В петличку смокинга (наконец-то он, человек по натуре сугубо штатский, смог избавиться от этой гвардейской формы!) красную гвоздику по общему примеру вставлять не стал – ограничился красным галстуком. Но и это выглядело достаточно революционно… Тот же Михаил Палеолог видел его в один из мартовских дней: «После полудня, проезжая по Миллионной, я замечаю Великого князя Николая Михайловича. Одетый в цивильный костюм, похожий с виду на старого чиновника, он бродит вокруг своего дворца. Он открыто перешел на сторону Революции и сыплет оптимистическими заявлениями. Я его достаточно знаю, чтобы не сомневаться в его искренности, когда он утверждает, что падение самодержавия обеспечивает спасение и величие России; но я сомневаюсь, чтобы он долго сохранял свои иллюзии, и желаю ему, чтобы он не потерял их, как потерял свои иллюзии Филипп Эгалите».

Новомихайловский дворец в Петербурге, унаследованный Николаем Михайловичем от отца. Автор фото

Николай Михайлович одним из первых встретился с . Обсудил с ним вопрос об отказе всех великих князей от права на престолонаследие и о передаче их имений в пользу государства. А также об установке памятника декабристам, инициатором которого был он сам, и ради этого готов был изрядно потратиться… Кроме того, он давал интервью газетам. Где не стесняясь, с беспощадностью историка говорил, что думает, о политике свергнутого племянника. Это, впрочем, многих покоробило. Его брат – Георгий Михайлович, тоже отнюдь не поклонник царя с царицей, писал в одном из писем: «Мы можем говорить между собой о чем нам угодно, но выносить грязь на улицу и поносить несчастного человека - это низко».

Потом еще Николай Михайлович вынашивал планы избираться в Учредительное собрание. И писал исследование «О подвигах Русского солдата в XIX столетии и об его любви к родине». Он был полон энтузиазма … первые месяцы. Уже к концу весны 1917-го его надежды стали понемногу угасать. «Анархия полная, – пишет он. – И никто не может сказать, когда будет положен конец подобному положению вещей. «Большевизм» все больше и больше захватывает провинцию, и некоторые уезды в ряде губерний полностью опустошены крестьянами и дезертирами… Жгут и громят все, никого не щадя. Временное правительство не в силах обуздать этот народный шквал». Кроме того, выяснилось, что новая власть в услугах убежденного демократа Николая Михайловича Романова не нуждается… «Уже более не говорилось о либерализме моего брата, великого князя Николая Михайловича, или о бескорыстии великого князя Михаила Александровича. Мы все вдруг превратились в «Романовых», врагов революции и русского народа»,- писал в своих мемуарах Сандро… Тот же Михаил Палеолог, навестивший Николая Михайловича в его Новомихайловском дворце на Милионной в первых числах мая, был поражен резким изменением его настроения. Между ними произошел такой диалог: «Увидимся мы еще когда-нибудь? И что будет с Россией?» – «Вы очень мрачны, ваше высочество». – «Не могу же я забыть, что я висельник!»

И все же, пока не пришли большевики, великих князей никто не трогал. А после октябрьской революции события покатились, как снежный ком: «17 февраля 1918 года я был выселен из моего дворца и провел десять дней на пятом этаже в квартире одного из моих служащих с семьями двух моих верных камердинеров, Яценко и Василия. Между тем было три обыска, искали оружие и корреспонденцию»,- пишет Николай Михайлович. Ну а 26 марта в петроградской «Красной газете» был опубликован декрет: «Совет Комиссаров Петроградской Трудовой Коммуны постановляет: членов бывшей династии Романовых выслать из Петрограда и его окрестностей впредь до особого распоряжения с правом свободного выбора места жительства в пределах Вологодской, Вятской и Пермской губерний. Все вышеназванные лица обязаны в трехдневный срок явиться в Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией (Гороховая, 2) за получением проходных свидетельств». Среди вышеозначенных лиц был и Николай Михайлович. Проходное свидетельство он получил в Вологду.

Некоторое время он еще сносно прожил (в компании адъютанта, слуги и повара) в двух комнатах на втором этаже простого деревянного дома на Златоустинской набережной (ныне – набережной 6-й армии). Маленькая деталь: из его окон открывался вид на реку, Соборную площадь за рекой и архиерейский дом, где как раз подрастал 11-летний сын священника Тихона – по имени Варлам и по фамилии Шаламов…

Дальше – хуже. 1 июля арест, 21-го Николая Романова перевозят в Петроград, на Шпалерную (причем между этими двумя событиями – расстрел царской семьи в Екатеринбурге, о котором, впрочем Николай Михайлович долго не знал). О его освобождении хлопотали академики Российской академии наук и, как мы уже говорили, Горький… Николаю Михайловичу посоветовали написать письмо в Народный комиссариат по просвещению РСФСР. Он написал: «Седьмой месяц пошел моего заточения в качестве заложника в доме предварительного заключения. Я не жаловался на свою судьбу и выдерживал молча испытания. Но за последние три месяца тюремные обстоятельства изменились к худшему и становятся невыносимыми. Комиссар Трейман, полуграмотный, пьяный с утра до вечера человек, навел такие порядки, что не только возмутил всех узников своими придирками и выходками, но и почти всех тюремных служителей. Может во всякую минуту произойти весьма нежелательный эксцесс. За эти долгие месяцы я упорно занимаюсь историческими изысканиями и готовлю большую работу о Сперанском, несмотря на все тяжелые условия и большой недостаток материалов. Убедительно прошу всех войти в мое грустное положение и вернуть мне свободу. Я до того нравственно и физически устал, что организм требует отдыха хотя бы на три месяца. Льщу себя надеждою, что мне разрешат выехать куда-нибудь, как было разрешено Гавриилу Романову выехать в Финляндию. После отдыха готов опять вернуться в Петроград и взять на себя какую угодно работу по своей специальности, никаких коварных замыслов не имел и не имею против Советской власти. Просил бы эти строки довести до сведения Народного Комиссара Луначарского или просто передать их ему. Николай Михайлович Романов. Дом предварительного заключения. Камера № 207. 6 января 1919 г.»

Это, конечно, удивительно, до чего в начале 1919-го люди еще не понимали, что происходит. Истинного своего положения – не понимали! На что-то еще надеялись. Отказывались верить. Ведь красный террор начался не в одночасье, ситуация ухудшалась постепенно, день за днем… Лучше всех, кажется, представлял реальность датский посланник в Петрограде – Харальд Скавениус, которому его королева, дочь Анастасии Михайловны Романовой и, соответственно, родная племянница Николая и Георгия Михайловичей и двоюродная-троюродная всех остальных великих князей, дала твердое поручение вытащить своих дядьев из заточения. Понимая, что никакой дипломатией добиться результата не удастся, Скавениус ищет контакты с охранниками, заводит осторожные речи о деньгах. И запрашивает у Копенгагена для организации побега сумму, эквивалентную 500 тысячам рублей… Подготовка к побегу шла полным ходом. Но тут Англия, Франция и США объявили об экономической блокаде России. Дипломатические отношения Советская республика разорвала сразу с несколькими странами – в том числе и с Данией. И Харальда Скавениуса выслали из Петрограда.

Справа в глубине – дом в Вологде на Златоустинской набережной, где провел последние дни на свободе Николай Михайлович. Фото И.Стрельниковой

На другом берегу просматривается епископский дом, где рос Шаламов. Фото И.Стрельниковой

Николай Михайлович считал, что могли бы помочь немцы, просто не хотят. Писал: «Все наши теперешние правители находятся на содержании у Германии, и самые известные из них, такие как Ленин, Троцкий, Зиновьев, воспользовались очень круглыми суммами. Поэтому одного жеста из Берлина было бы достаточно, чтобы нас освободили. Но такого жеста не делают и не сделают, и вот по какой причине! В Германии полагают, что мы можем рассказать нашим находящимся там многочисленным родственникам о тех интригах, которые немцы в течение некоторого времени ведут здесь с большевиками. Поэтому в Берлине предпочитают, чтобы мы оставались в заточении и никому ничего не смогли поведать. Они забывают, что все это вопрос времени и что рано или поздно правда будет установлена, несмотря на все их уловки и хитрости. Увы, я уже почти доживя до шестидесяти лет, никак не могу избавиться от германофобских чувств, главным образом после этого мрачного союза Кайзера с большевиками, который однажды плохо обернется для Германии».

Ну а дальше – Декрет Совета народных комиссаров о красном терроре, призвавший к массовым расстрелам. Резкое увеличение числа казней. И список заложников, опубликованный в газетах. Имя Николая Михайловича в этом списке стояло на втором месте – сразу после великого князя Дмитрия Константиновича… Их всех должны были расстрелять, если погибнет какой-нибудь видный советский чиновник. Вроде, в январе 1919-го никто из видных не погибал. Но зачем искать формальный повод для того, что в любом случае должно произойти?…

В.к. Александр Михайлович (Сандро). Он успел уехать из страны

Так почему же все-таки в 1981 году Николая Михайловича не канонизировали вместе со всеми? Сослались на Берберову, которая в своей книге о масонах упомянула, что он состоял в Парижской ложе. Но во-первых, Берберова в ком только ни видела масонов – особо убедительных оснований ей для этого не требовалось. Во-вторых, обширные списки парижской ложи общедоступны, они считаются достоверными и полными, и имени Николая Михайловича там нет. В третьих, даже если бы и было – тоже, в общем-то, не велика редкость: среди Романовых, как и среди прочей великосветской петербургской публики, было полно масонов. Не говоря уж о том, что церковное правило предписывает прощать земные грехи тем, кто принял мученическую смерть (а иначе как бы, интересно, были канонизирован император Николай II и императрица Александра Федоровна?). Ну, короче, дело темное. Вернее всего – дело тут в политических убеждениях. Как-то русская православная церковь не стремится прославлять сторонников конституционности и парламентаризма. Уж Бог ее знает, почему… В России вообще мало кто верит в то, во что свято верил историк Николай Михайлович Романов: что конституционной реформой, внедрением жизнеспособных институтов, разделением властей и контролем общества над властью – вот только всем этим, и ничем другим, и тем более – не попыткой все омертвить, скрепить и законсервировать, законопачивая все дыры, чтобы не пробилась сквозь них изменчивая по своей природе живая жизнь, можно было спасти страну от революции. В это не верил даже его собственный брат, Сандро, писавший: «Мой старший брат Николай Михайлович был несомненно самым радикальным и самым одаренным членом нашей семьи. Не могу сказать, чтобы я был вполне согласен с его «офранцуженными» политическими симпатиями. Будучи горячим поклонником парламентарного строя и убежденным почитателем словесных дуэлей Клемансо ‒ Жореса, он не хотел допустить того, что создание в России конституционного строя по образцу III французской республики закончилось бы полным провалом. Истина заключалась в том, что он родился не в той стране, где ему следовало бы родиться». И то, что полным провалом у него же на глазах закончилось ровно обратное, никак не поколебало уверенности Сандро Романова в том, что он говорит именно истину…

Ирина Стрельникова

#совсемдругойгород

В Вологде рядом с домом, где жил Николай Романов, буквально в двух шагах – вот эта церковь Иоанна Златоуста. По всей видимости, сюда великий князь и ходил в последние свои вольные дни… Фото И.Стрельниковой