Кадр из фильма «Станционный смотритель» (1972)

Нет людей несчастнее станционных смотрителей, ибо во всех своих неприятностях путешествующие непременно винят смотрителей и стремятся на них выместить свою злость по поводу плохих дорог, несносной погоды, скверных лошадей и тому подобного. А между тем смотрители - это большей частью кроткие и безответные люди, «сущие мученики четырна­дцатого класса, огражденные своим чином токмо от побоев, и то не всегда». Жизнь смотрителя полна тревог и хлопот, он ни от кого не видит благодарности, напротив, слышит угрозы и крики и ощущает толчки раздраженных постояльцев. Между тем «из их разговоров можно почерпнуть много любопытного и поучительного».

В 1816 г. случилось рассказчику проезжать через *** губернию, и в дороге он был застигнут дождем. На станции поспешил он переодеться и напиться чаю. Ставила самовар и накрывала на стол смотрителева дочь, девочка лет четырнадцати по имени Дуня, которая поразила рассказчика своей красотой. Пока Дуня хлопотала, путешественник рассматривал убранство избы. На стене заметил он картинки с изображением истории блудного сына, на окнах - герань, в комнате была кровать за пестрой занавеской. Путешественник предложил Самсону Вырину - так звали смотрителя - и его дочери разделить с ним трапезу, и возникла непринужденная обстановка, располагающая к симпатии. Уже лошади были поданы, а путешественник все не хотел расстаться со своими новыми знакомыми.

Миновало несколько лет, и вновь довелось ему ехать этим трактом. Он с нетерпением ожидал встречи с давними знакомыми. «Вошед в комнату», он узнал прежнюю обстановку, но «все кругом показывало ветхость и небрежение». Не было в доме и Дуни. Постаревший смотритель был угрюм и неразговорчив, лишь стакан пуншу расшевелил его, и путешественник услышал печальную историю исчезновения Дуни. Случилось это три года назад. На станцию прибыл молодой офицер, который очень спешил и гневался, что долго не подают лошадей, но, увидев Дуню, смягчился и даже остался ужинать. Когда же лошади прибыли, офицер внезапно почувствовал сильное недомогание. Приехавший лекарь нашел у него горячку и прописал полный покой. На третий день офицер был уже здоров и собрался уезжать. День был воскресный, и он предложил Дуне довезти ее до церкви. Отец позволил дочери поехать, не предполагая ничего худого, но все же им овладело беспокойство, и он побежал к церкви. Обедня уже кончилась, молящие расходились, а из слов дьячка смотритель узнал, что Дуни в церкви не было. Вернувшийся вечером ямщик, везший офицера, сообщил, что Дуня отправилась с ним до следующей станции. Смотритель понял, что болезнь офицера была притворной, и сам слег в сильной горячке. Поправившись, Самсон выпросил отпуск и пешком отправился в Петербург, куда, как знал он из подорожной, ехал ротмистр Минский. В Петербурге он отыскал Минского и явился к нему. Минский не сразу узнал его, а узнав, начал уверять Самсона, что он любит Дуню, никогда ее не покинет и сделает счастливою. Он дал смотрителю денег и выпроводил на улицу.

Самсону очень хотелось еще раз увидеть дочь. Случай помог ему. На Литейной заметил он Минского в щегольских дрожках, которые остановились у подъезда трехэтажного дома. Минский вошел в дом, а смотритель из разговора с кучером узнал, что здесь живет Дуня, и вошел в подъезд. Попав в квартиру, сквозь отворенную дверь комнаты увидел он Минского и свою Дуню, прекрасно одетую и с неясностью смотрящую на Минского. Заметив отца, Дуня вскрикнула и без памяти упала на ковер. Разгневанный Минский вытолкал старика на лестницу, и тот отправился восвояси. И вот уже третий год он ничего не знает о Дуне и боится, что судьба ее такова же, как судьба многих молоденьких дур.

Через некоторое время вновь случилось рассказчику проезжать этими местами. Станции уже не было, а Самсон «с год как помер». Мальчик, сын пивовара, поселившегося в Самсоновой избе, проводил рассказчика на могилу Самсона и рассказал, что летом приезжала прекрасная барыня с тремя барчатами и долго лежала на могиле смотрителя, а ему дала пятак серебром, добрая барыня.

Пересказал

Александр Сергеевич Пушкин

Нет людей несчастнее станционных смотрителей, ибо во всех своих неприятностях путешествующие непременно винят смотрителей и стремятся на них выместить свою злость по поводу плохих дорог, несносной погоды, скверных лошадей и тому подобного. А между тем смотрители — это большей частью кроткие и безответные люди, «сущие мученики четырнадцатого класса, ограждённые своим чином токмо от побоев, и то не всегда». Жизнь смотрителя полна тревог и хлопот, он ни от кого не видит благодарности, напротив, слышит угрозы и крики и ощущает толчки раздражённых постояльцев. Между тем «из их разговоров можно почерпнуть много любопытного и поучительного».

В 1816 г. случилось рассказчику проезжать через *** губернию, и в дороге он был застигнут дождём. На станции поспешил он переодеться и напиться чаю. Ставила самовар и накрывала на стол смотрителева дочь, девочка лет четырнадцати по имени Дуня, которая поразила рассказчика своей красотой. Пока Дуня хлопотала, путешественник рассматривал убранство избы. На стене заметил он картинки с изображением истории блудного сына, на окнах — герань, в комнате была кровать за пёстрой занавеской. Путешественник предложил Самсону Вырину — так звали смотрителя — и его дочери разделить с ним трапезу, и возникла непринуждённая обстановка, располагающая к симпатии. Уже лошади были поданы, а путешественник все не хотел расстаться со своими новыми знакомыми.

Миновало несколько лет, и вновь довелось ему ехать этим трактом. Он с нетерпением ожидал встречи с давними знакомыми. «Вошед в комнату», он узнал прежнюю обстановку, но «все кругом показывало ветхость и небрежение». Не было в доме и Дуни. Постаревший смотритель был угрюм и неразговорчив, лишь стакан пуншу расшевелил его, и путешественник услышал печальную историю исчезновения Дуни. Случилось это три года назад. На станцию прибыл молодой офицер, который очень спешил и гневался, что долго не подают лошадей, но, увидев Дуню, смягчился и даже остался ужинать. Когда же лошади прибыли, офицер внезапно почувствовал сильное недомогание. Приехавший лекарь нашёл у него горячку и прописал полный покой. На третий день офицер был уже здоров и собрался уезжать. День был воскресный, и он предложил Дуне довезти ее до церкви. Отец позволил дочери поехать, не предполагая ничего худого, но все же им овладело беспокойство, и он побежал к церкви. Обедня уже кончилась, молящие расходились, а из слов дьячка смотритель узнал, что Дуни в церкви не было. Вернувшийся вечером ямщик, вёзший офицера, сообщил, что Дуня отправилась с ним до следующей станции. Смотритель понял, что болезнь офицера была притворной, и сам слёг в сильной горячке. Поправившись, Самсон выпросил отпуск и пешком отправился в Петербург, куда, как знал он из подорожной, ехал ротмистр Минский. В Петербурге он отыскал Минского и явился к нему. Минский не сразу узнал его, а узнав, начал уверять Самсона, что он любит Дуню, никогда ее не покинет и сделает счастливою. Он дал смотрителю денег и выпроводил на улицу.

Самсону очень хотелось ещё раз увидеть дочь. Случай помог ему. На Литейной заметил он Минского в щегольских дрожках, которые остановились у подъезда трёхэтажного дома. Минский вошёл в дом, а смотритель из разговора с кучером узнал, что здесь живёт Дуня, и вошёл в подъезд. Попав в квартиру, сквозь отворённую дверь комнаты увидел он Минского и свою Дуню, прекрасно одетую и с неясностью смотрящую на Минского. Заметив отца, Дуня вскрикнула и без памяти упала на ковёр. Разгневанный Минский вытолкал старика на лестницу, и тот отправился восвояси. И вот уже третий год он ничего не знает о Дуне и боится, что судьба ее такова же, как судьба многих молоденьких дур.

Через некоторое время вновь случилось рассказчику проезжать этими местами. Станции уже не было, а Самсон «с год как помер». Мальчик, сын пивовара, поселившегося в Самсоновой избе, проводил рассказчика на могилу Самсона и рассказал, что летом приезжала прекрасная барыня с тремя барчатами и долго лежала на могиле смотрителя, а ему дала пятак серебром, добрая барыня.

Жизнь смотрителя полна тревог и хлопот. Он не видит благодарностей ни от кого, а слышит только угрозы и крики и ощущает раздражение между постояльцами. Это большей частью кроткие и безответные люди, ибо на них ложится вся ответственность.

В 1816 году один проезжий ехал как-то через одну губернию, а в дороге попал под дождь. На ближней станции он решил переодеться и, согревшись, напиться чаю.

Хозяйкой, которая ставила самовар и накрывала на стол, была дочь смотрителя. Девочке было всего четырнадцать лет, и её звали Дуней. Она была миленькая и привлекательная на вид, чем поразила своей внешностью. Пока Дуняша хлопотала и собирала на стол, проезжий немного осмотрел убранство избы. Он увидел на стене картину с изображением блудного сына, на окнах стояла пахнущая герань, а в углу комнаты стояла кровать за пёстрой ситцевой занавеской.

Прошло несколько лет. Путешественнику снова пришлось ехать той же дорогой, что и раньше. Он с большим нетерпением ждал этой встречи. Когда он вошёл, то узнал комнату, но был удивлён, что вся обстановка была прежняя, но выглядело всё в ветхом и запущенном состоянии. Дуни в доме не было. Смотритель заметно постарел и выглядел угрюмым и не разговорчивым. Стакан пунша немного развеселил его, и он поведал свою историю.

Однажды на станцию приехал молодой офицер, который спешил и сердился, что долго не подают лошадей. Увидев Дуню, смягчился и остался ночевать. На следующий день, он предложил Дуне довезти его до церкви, отец позволил дочке поехать, но предчувствуя беспокойство, он отправился в церковь. Дуни нигде не было. Он отправился в Петербург. Узнав, где живёт офицер, смотритель явился к нему в дом. Он увидел свою дочь, которая заметив отца, вскрикнула и упала. Разгневанный офицер вытолкал старика за двери.

Прошло три года. Опять пришлось путнику проезжать мимо этих мест, но станции уже не было. Старик умер в прошлом году. Сын пивовара, который поселился в избе старика, проводил путника на могилу. Он рассказал, что приезжала летом барыня с тремя сыновьями и долгое время находилась на могиле смотрителя, а ему дала пятак серебром. Добрая барыня.

Г-жа Простакова.

То, мой батюшка, он еще сызмала к историям охотник.

Скотинин.

Митрофан по мне.

Коллежский регистратор,

Почтовой станции диктатор

Князь Вяземский

Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался? Кто, в минуту гнева, не требовал от них роковой книги, дабы вписать в оную свою бесполезную жалобу на притеснение, грубость и неисправность? Кто не почитает их извергами человеческого рода, равными покойным подьячим или, по крайней мере, муромским разбойникам? Будем однако справедливы, постараемся войти в их положение, и может быть, станем судить о них гораздо снисходительнее. Что такое станционный смотритель? Сущий мученик четырнадцатого класса, огражденный своим чином токмо от побоев, и то не всегда (ссылаюсь на совесть моих читателей). Какова должность сего диктатора, как называет его шутливо князь Вяземский? Не настоящая ли каторга? Покою ни днем, ни ночью. Всю досаду, накопленную во время скучной езды, путешественник вымещает на смотрителе. Погода несносная, дорога скверная, ямщик упрямый, лошади не везут – а виноват смотритель. Входя в бедное его жилище, проезжающий смотрит на него, как на врага; хорошо, если удастся ему скоро избавиться от непрошенного гостя; но если не случится лошадей?.. Боже! какие ругательства, какие угрозы посыплются на его голову! В дождь и слякоть принужден он бегать по дворам; в бурю, в крещенский мороз уходит он в сени, чтоб только на минуту отдохнуть от крика и толчков раздраженного постояльца. Приезжает генерал; дрожащий смотритель отдает ему две последние тройки, в том числе курьерскую. Генерал едет, не сказав ему спасибо. Чрез пять минут – колокольчик!., и фельдъегерь бросает ему на стол свою подорожную!.. Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования, сердце наше исполнится искренним состраданием. Еще несколько слов: в течении двадцати лет сряду изъездил я Россию по всем направлениям; почти все почтовые тракты мне известны; несколько поколений ямщиков мне знакомы; редкого смотрителя не знаю я в лицо, с редким не имел я дела; любопытный запас путевых моих наблюдений надеюсь издать в непродолжительном времени; покамест скажу только, что сословие станционных смотрителей представлено общему мнению в самом ложном виде. Сии столь оклеветанные смотрители вообще суть люди мирные, от природы услужливые, склонные к общежитию, скромные в притязаниях на почести и не слишком сребролюбивые. Из их разговоров (коими некстати пренебрегают господа проезжающие) можно почерпнуть много любопытного и поучительного. Что касается до меня, то, признаюсь, я предпочитаю их беседу речам какого-нибудь чиновника 6-го класса, следующего по казенной надобности.

Легко можно догадаться, что есть у меня приятели из почтенного сословия смотрителей. В самом деле, память одного из них мне драгоценна. Обстоятельства некогда сблизили нас, и об нем-то намерен я теперь побеседовать с любезными читателями.

В 1816 году, в мае месяце, случилось мне проезжать через ***скую губернию, по тракту, ныне уничтоженному. Находился я в мелком чине, ехал на перекладных, и платил прогоны за две лошади. Вследствие сего смотрители со мною не церемонились, и часто бирал я с бою то, что, во мнении моем, следовало мне по праву. Будучи молод и вспыльчив, я негодовал на низость и малодушие смотрителя, когда сей последний отдавал приготовленную мне тройку под коляску чиновного барина. Столь же долго не мог я привыкнуть и к тому, чтоб разборчивый холоп обносил меня блюдом на губернаторском обеде. Ныне то и другое кажется мне в порядке вещей. В самом деле, что было бы с нами, если бы вместо общеудобного правила: чин чина почитай, ввелось в употребление другое, например: ум ума почитай? Какие возникли бы споры! и слуги с кого бы начинали кушанье подавать? Но обращаюсь к моей повести.

День был жаркий. В трех верстах от станции *** стало накрапывать, и через минуту проливной дождь вымочил меня до последней нитки. По приезде на станцию, первая забота была поскорее переодеться, вторая спросить себе чаю. «Эй Дуня! – закричал смотритель, – поставь самовар, да сходи за сливками». При сих словах вышла из-за перегородки девочка лет четырнадцати, и побежала в сени. Красота ее меня поразила. «Это твоя дочка?» – спросил я смотрителя. – «Дочка-с, – отвечал он с видом довольного самолюбия; – да такая разумная, такая проворная, вся в покойницу мать». Тут он принялся переписывать мою подорожную, а я занялся рассмотрением картинок, украшавших его смиренную, но опрятную обитель. Они изображали историю блудного сына: в первой почтенный старик в колпаке и шлафорке отпускает беспокойного юношу, который поспешно принимает его благословение и мешок с деньгами. В другой яркими чертами изображено развратное поведение молодого человека: он сидит за столом, окруженный ложными друзьями и бесстыдными женщинами. Далее, промотавшийся юноша, в рубище и в треугольной шляпе, пасет свиней и разделяет с ними трапезу; в его лице изображены глубокая печаль и раскаяние. Наконец представлено возвращение его к отцу; добрый старик в том же колпаке и шлафорке выбегает к нему навстречу: блудный сын стоит на коленах; в перспективе повар убивает упитанного тельца, и старший брат вопрошает слуг о причине таковой радости. Под каждой картинкой прочел я приличные немецкие стихи. Всё это до ныне сохранилось в моей памяти, также как и горшки с бальзамином и кровать с пестрой занавескою, и прочие предметы, меня в то время окружавшие. Вижу, как теперь, самого хозяина, человека лет пятидесяти, свежего и бодрого, и его длинный зеленый сертук с тремя медалями на полинялых лентах.

Произведение относится к циклу «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина», где кроме «Станционного смотрителя» есть еще четыре произведения и предисловие издателя. Повесть «Станционный смотритель» числится четвертой в цикле, текст ее был написан 14 сентября 1830 года в Болдино. Год спустя она была издана в составе цикла.

Рассказ ведется от лица простодушного помещика Ивана Петровича Белкина, придуманного Пушкиным. Вымышленный Белкин вспоминает полузабытую историю, которую поведал ему Самсон Вырин – смотритель станции в одной из русских губерний.

Была у Вырина дочь Дуня, красивая и кокетливая девушка, пленившая своей грацией проезжего гусара Минского. Чтобы не расставаться с Дуней, Минский притворился больным и несколько дней пользовался обществом юной прелестницы, которая заботилась о нем. Самсон Вырин не заподозрил обмана, и когда «выздоровевший» гусар предложил прокатить Дуню до ближайшей церкви, сам убедил дочку сесть в экипаж «порядочного человека». Минский же увез девушку в Петербург и сделал ее своей содержанкой. Убитый горем отец отправился на поиски дочери. Минский попытался откупиться от Вырина деньгами и убедить его в том, что Дуня живет в блеске и роскоши, влюблена в него и не захочет возвращаться в отчий дом. Так оно и оказалось. Увидев на пороге отца, девушка падает в обморок, а Самсона Вырина лакеи выталкивают на улицу. Не справившись с горем, старик умер. Много лет спустя на его могилу приезжает молодая барыня с троими детьми и безутешно плачет, обняв заросший травой холмик.

Повесть Пушкина «Станционный смотритель» написана в стиле сентиментализма. Это одно из направлений, которое господствовало в русской литературе первой половины 19 века.

Для читательского дневника знакомит нас с грустной историей об одном смотрителе, который выполнял свою работу и воспитывал дочь, пока в один из дней не явился проездом гусар и не забрал дочь смотрителя с собой, но обо всем по порядку в нашем кратком пересказе.

С кратким пересказом Станционный смотритель мы знакомимся в 7 классе. Благодаря краткому пересказу повести Станционный смотритель, мы понакомимся с рассказчиком, а также узнаем о Самсоне Вырине в должности смотрителя, с его дочерью Дуней и гусаром Минским.

Пересказ Станционный смотритель Пушкина переносит нас в 1816 год. Тогда наш рассказчик попал в одну из губерний на станцию, где и познакомился со станционным смотрителем. В то время героя нашего застал дождь и ему очень хотелось согреться за чаем, который и предложила ему Дуня, дочь смотрителя. Девочка была необычайно красивая, лет четырнадцати. На прощание наш герой выпросил у девочки поцелуй, который до сих пор ему вспоминается.

Спустя время нашему герою еще раз пришлось оказаться в том самом месте, где ему снова встретился Самсон, но находился тот в ужасном состоянии, был молчалив. Разговорить его удалось только после кружки пунша. Он и рассказал, как однажды проезжал мимо их краев гусар. Увидев его дочь, гусар притворился больным только для того, чтобы дольше задержаться у них. Так он раззнакомился с Дуней, а после, когда выздоровел, предложил Дуне прокатиться к церкви. Но не к церкви они поехали. Они укатили на соседнюю станцию откуда и уехали в Петербург.

Самсон Вырин очень переживал из-за такого побега. Запил, слег, а когда пришел в себя, пошел за дочерью. Разузнал, где живет Минский и пришел к нему, чтобы забрать дочь, но получил отворот-поворот, да еще и ассигнации тот всунул в руки, якобы откупился. Пришлось Вырину следить за Минским, чтобы понять, где живет его дочь. И вот однажды, ему удалось проследить и выяснить место пребывания его дочери. Когда Вырин ворвался в дом, дочь потеряла сознание, а Минский в это время прогнал старика насовсем. Вернулся Вырин домой и больше встретиться с дочерью не пытался.

Через некоторое время наш рассказчик вновь проезжал мимо той самой станции, но уже не увидел Вырина. Один из местных мальчиков рассказал ему о том, что Вырин умер, а на его могилу однажды приходила какая-то барыня в окружении своих детей. Она долго плакала на могиле, а потом у попа заказала молебен. Это и была Дуня.