Сравнительный анализ стихотворений

УЧИМСЯ У УЧЕНИКОВ

Елена ПОГОРЕЛАЯ,
лицей № 230,
г. Заречный,
Пензенская обл.
(учитель литературы -
Т.А. Задорожная)

Сравнительный анализ стихотворений Анна Ахматова «Проводила друга до передней» и Марина Цветаева «Ушёл - не ем...»

А нна Ахматова - Марина Цветаева. Они обе жили в одну эпоху, пели эту эпоху, плакали над нею вдвоём... И обе, несмотря на сложные, во многом противоречивые отношения, родство своё “по песенной беде” ощущали. “Не отстать тебе: я острожник. // Ты - конвойный. Судьба одна…” - “Мы с тобою сегодня, Марина, // По столице полночной идём…” - так откликались они друг другу. Обе писали о России: Ахматова - строго, царственно, будто капли крови, роняя тяжёлые скупые слова, Цветаева - горько, навзрыд. Писали о поэзии, о таинстве смерти. Писали о любви…

Тема разлуки, разрыва в лирике этих женщин-поэтов освещена неоднократно, разносторонне. И сюжеты встречаются сходные, но Ахматова даже самые трагические чувства, даже кипящую лаву страсти и боли неизменно заключает в гранитную оправу стиха. Цветаева же о своей лирике позднее напишет так: “Я всегда билась - и разбивалась вдребезги… и все мои стихи - те самые серебряные сердечные дребезги”. Осколки взрыва.

Мне кажется, именно в любовных стихах полнее раскрывается характер лирического героя поэта, именно здесь он почти тождествен автору. Анализируя стихотворения А.Ахматовой «Проводила друга до передней…» и М.Цветаевой «Ушёл - не ем...», интересно прочесть, разгадать не только подтекст этих произведений, посвящённых теме разлуки, но и услышать любовный пульс: не просто банальное “Он бросил”, а “Я - не стала удерживать”. Это стихи о женской силе и гордости - качествах, которые в любовной лирике Ахматовой часто показаны самым крупным планом: все помнят, как “легко” и красиво уходит из дома лирическая героиня известного стихотворения «Песня последней встречи». Вот и в этих коротких стихах она “провожает друга”, и голос её спокоен, нетороплив. Размер произведения - пятистопный хорей с множеством пиррихиев. Они встречаются почти в каждой строке, и оттого плясовой, лёгкий размер до неузнаваемости преображается. Чудится, что даже время замирает сейчас... Впрочем, таким кажущимся спокойствием наполнены и стихи Марины Цветаевой. Её речь, по словам дочери Ариадны, была “сжата, реплики - формулы”; и данное стихотворение полностью подтверждает это определение. Редчайшим размером - двустопным (!) ямбом (в середине дан один трёхстопный стих) - написаны эти строки. Создаётся впечатление шага по комнате: “Ушёл - не ем…”. Из угла в угол… “Пуст - хлеба вкус…” Стихи эти можно произносить только шёпотом, у самой лирической героини перехватывает дыхание, возникает зрительный образ “шевелящихся губ” (Мандельштам). Строки, как молитва, читаются для себя одной в страшной и непривычной тишине. Стихи же Анны Ахматовой, скорее всего, не слова даже, не голос, а мысли, и в их спокойствии, в их упорядоченности есть что-то от заведённого механизма: привычно выйти, привычно закрыть дверь, осмотреться вокруг… Особое внимание Ахматова, как всегда, обращает на обстановку, на вещественный мир, по завету акмеизма в одной детали отображая душевные переживания лирической героини. Ахматовские пустая передняя, “потемневшее трюмо” - обстановка оставленного, брошенного дома. Лирическая героиня чужая здесь, гостья, зашедшая на минутку, - и такая неприкаянность, такая горечь в её скупых лёгких словах: “Проводила друга до передней…” Это - обрыв, конец привычной жизни, развал некогда устойчивого, светлого мира. Это - минута прощания.

А расставание, очевидно, внезапно произошло. Возможно, и объяснения-то не было, и не было сцен, если ушедший, бросивший в самой первой строке назван “другом”. Его проводили, улыбнулись наверняка на прощание, и он ушёл с облегчением, что трагедии не принёс. Так же и у Цветаевой. Ничего не узнал: ни что хлеб без него “пуст” (это в 1940 году-то!), ни что всё под руками женщины, как мел, рассыпается. Здесь слышны чеховские интонации, ноты абсурда, когда о смерти, о трагедии рассказывают устало и коротко. “Сейчас на дуэли убит барон. Тарарабумбия… сижу на тумбе я... Не всё ли равно!” И цепенеют от этого абсурда (ведь жизнь-то оборвана, а жить - надо!) лирические героини женщин-поэтов. Много - и та, и другая - писали о неизбежности разрыва и одиночества, много раз с каменными лицами, с сухими глазами затворяли за милыми дверь - и даже как будто смирялись с этой судьбою. В стихах «Проводила друга…» и «Ушёл - не ем…» слышна отдалённая перекличка с другими стихами. Сравните:

И во всём тебе удача,
Ото всех - почёт.
Ты не знай, что я от плача
Дням теряю счёт…
(А.Ахматова)

Ибо другая с тобой, и в Судный
День - не тягаются…
(М.Цветаева)

Но ведь обе полностью отдаются любви, обе - полностью в ней растворяются! Об этом сказано Цветаевой в одной - но какой! - строке: “Мне хлебом был…” Тут же вспоминается её собственное, своему дневнику, признание: “«Вы мне нужны, как хлеб», - лучшего слова я от человека не мыслю…” Да, конечно, можно жить без любви - но без хлеба?.. Лирическая боль здесь практически перерастает в физическую, в изнеможение; в потерю себя. “Всё - мел. За чем ни потянусь…” - пишет Цветаева, и ещё острее пронзает игла стиха, ибо мы знаем: это - последний год её жизни…

Безусловно, стихи Ахматовой не пронизаны таким бесконечным трагизмом. Здесь не удар, а, скорее, столбняк, мутное, гнетущее состояние, когда всё валится из рук, а в голове беспрестанно теснятся и мысли, и образы: “Брошена! придуманное слово. // Разве я цветок или письмо?” Вопросы мучительны, а разгадки нет и не будет…

С корее всего, тонкая грань этих различий вызвана разным возрастом поэтов в момент написания стихов. Ахматовой - чуть за двадцать, Цветаевой - сорок семь, и это - её последняя любовь, единственная струна, связывающая её, уже тень, - с жизнью. В сороковые годы Цветаева ощущает себя душой, “ободранной душой”, оттого так воздушны, так бесплотны её строки “Ушёл - не ем. Пуст - хлеба вкус…” “Безoбразная образность” их завораживает, тянет попробовать строчки на вкус, на язык. Постоянная, сквозная аллитерация - повторение звуков [б], [л] - создаёт ощущение бесплотности. Боли. Последней, уже ангельской белизны, - и мелового крошева на бледных уставших губах. На такое же восприятие настраивает и внутренняя рифма “пуст - вкус”, усиливая ощущение отзвука в пустоте. Лишены какой-либо декоративности и стихи Ахматовой - всего два эпитета (“золотая пыль”, “звуки важные”). О самом важном, о самом больном женщина говорит просто и “сурово”.

Говоря о трагедии ухода, повлёкшего за собой разрушение жизни лирических героинь, нельзя не отметить следующее: все глаголы в стихотворениях М.Цветаевой и А.Ахматовой (у неё - только в первой строфе) имеют форму прошедшего времени; а если у Цветаевой и стоят в настоящем, то непременно с частицей “не” (“ни”): “Всё - мел. За чем ни потянусь... И снег не бел…” Всё кончено? Жизнь кончена? Но лирическая героиня Ахматовой найдёт в себе силы воскреснуть и долго ещё будет слушать “важные звуки” колоколов. Вторая строфа стихотворения «Проводила друга…» становится переломной, женщина начинает себя ощущать, её глаза “глядят сурово” - и неясно, то ли это укор себе самой за то, что не удержала, то ли пытается понять Ахматова: можно ли её, такую , покинуть?

Брошена! придуманное слово.
Разве я цветок или письмо?

Горькая ирония слышится в этих словах. Да, она поднимается, она переборет болезнь и через много лет будет в том же сдержанном ритме, тем же размером писать о трагедии неизмеримо более страшной.

У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить…

Цветаева же прямо сейчас поёт себе отходную. Не взглянуть уже в тёмное зеркало, не подивиться белизне первого снега. “Пора снимать янтарь, пора гасить фонарь…” Ведь все её последние стихи звучат тихой заупокойной, и насущный хлеб в стихотворении «Ушёл…» становится хлебом святого причастия.

И так, чем глубже вникаем мы в тайный смысл произведений, тем больше убеждаемся, что стихи Цветаевой и Ахматовой о любви, о разлуке имеют скрытый подтекст - затрагивают тему жизни и смерти. Глубоко личные строки приобретают философское звучание - и мы, затаив дыхание, следим, как с тихим лицом, с “ободранным сердцем” эти женщины встречают судьбу. Встречают её последнею песней.

Анна Ахматова - Марина Цветаева. Они обе жили в одну эпоху, пели эту эпоху, плакали над нею вдвоём... И обе, несмотря на сложные, во многом противоречивые отношения, родство своё “по песенной беде” ощущали. “Не отстать тебе: я острожник. // Ты - конвойный. Судьба одна…” - “Мы с тобою сегодня, Марина, // По столице полночной идём…” - так откликались они друг другу. Обе писали о России: Ахматова - строго, царственно, будто капли крови, роняя тяжёлые скупые слова, Цветаева - горько, навзрыд. Писали о поэзии, о таинстве смерти. Писали о любви…

Тема разлуки, разрыва в лирике этих женщин-поэтов освещена неоднократно, разносторонне. И сюжеты встречаются сходные, но Ахматова даже самые трагические чувства, даже кипящую лаву страсти и боли неизменно заключает в гранитную оправу стиха. Цветаева же о своей лирике позднее напишет так: “Я всегда билась - и разбивалась вдребезги… и все мои стихи - те самые серебряные сердечные дребезги”. Осколки взрыва.

Мне кажется, именно в любовных стихах полнее раскрывается характер лирического героя поэта, именно здесь он почти тождествен автору. Анализируя стихотворения А. Ахматовой «Проводила друга до передней…» и М. Цветаевой «Ушёл - не ем...», интересно прочесть, разгадать не только подтекст этих произведений, посвящённых теме разлуки, но и услышать любовный пульс: не просто банальное “Он бросил”, а “Я - не стала удерживать”. Это стихи о женской силе и гордости - качествах, которые в любовной лирике Ахматовой часто показаны самым крупным планом: все помнят, как “легко” и красиво уходит из дома лирическая героиня популярного стихотворения «Песня последней встречи». Вот и в этих коротких стихах она “провожает друга”, и голос её спокоен, нетороплив. Размер произведения - пятистопный хорей с множеством пиррихиев. Они встречаются почти в каждой строке, и оттого плясовой, лёгкий размер до неузнаваемости преображается. Чудится, что даже время замирает сейчас... Впрочем, таким кажущимся спокойствием наполнены и стихи Марины Цветаевой. Её речь, по словам дочери Ариадны, была “сжата, реплики - формулы”; и данное стихотворение полностью подтверждает это определение. Редчайшим размером - двустопным (!) ямбом (в середине дан один трёхстопный стих) - написаны эти строки. Создаётся впечатление шага по комнате: “Ушёл - не ем…”. Из угла в угол… “Пуст - хлеба вкус…” Стихи эти можно произносить только шёпотом, у самой лирической героини перехватывает дыхание, возникает зрительный образ “шевелящихся губ” (Мандельштам). Строки, как молитва, читаются для себя одной в страшной и непривычной тишине. Стихи же Анны Ахматовой, скорее всего, не слова даже, не голос, а мысли, и в их спокойствии, в их упорядоченности есть что-то от заведённого механизма: привычно выйти, привычно закрыть дверь, осмотреться вокруг… Особое внимание Ахматова, как всегда, обращает на обстановку, на вещественный мир, по завету акмеизма в одной детали отображая душевные переживания лирической героини. Ахматовские пустая передняя, “потемневшее трюмо” - обстановка оставленного, брошенного дома. Лирическая героиня чужая здесь, гостья, зашедшая на минутку, - и такая неприкаянность, такая горечь в её скупых лёгких словах: “Проводила друга до передней…” Это - обрыв, конец привычной жизни, развал некогда устойчивого, светлого мира. Это - минута прощания.

А расставание, очевидно, внезапно произошло. Возможно, и объяснения-то не было, и не было сцен, если ушедший, бросивший в самой первой строке назван “другом”. Его проводили, улыбнулись наверняка на прощание, и он ушёл с облегчением, что трагедии не принёс. Так же и у Цветаевой. Ничего не узнал: ни что хлеб без него “пуст” (это в 1940 году-то!), ни что всё под руками женщины, как мел, рассыпается. Здесь слышны чеховские интонации, ноты абсурда, когда о смерти, о трагедии рассказывают устало и коротко. “Сейчас на дуэли убит барон. Тарарабумбия… сижу на тумбе я... Не всё ли равно!” И цепенеют от этого абсурда (ведь жизнь-то оборвана, а жить - надо!) лирические героини женщин-поэтов. Много - и та, и другая - писали о неизбежности разрыва и одиночества, много раз с каменными лицами, с сухими глазами затворяли за милыми дверь - и даже как будто смирялись с этой судьбою. В стихах «Проводила друга…» и «Ушёл - не ем…» слышна отдалённая перекличка с другими стихами. Сравните:

И во всём тебе удача,
Ото всех - почёт.
Ты не знай, что я от плача
Дням теряю счёт…
(А. Ахматова)

Ибо другая с тобой, и в Судный
День - не тягаются…
(М. Цветаева)

Но ведь обе полностью отдаются любви, обе - полностью в ней растворяются! Об этом сказано Цветаевой в одной - но какой! - строке: “Мне хлебом был…” Тут же вспоминается её собственное, своему дневнику, признание: “«Вы мне нужны, как хлеб», - лучшего слова я от человека не мыслю…” Да, конечно, можно жить без любви - но без хлеба?.. Лирическая боль здесь практически перерастает в физическую, в изнеможение; в потерю себя. “Всё - мел. За чем ни потянусь…” - пишет Цветаева, и ещё острее пронзает игла стиха, ибо мы знаем: это - последний год её жизни…

Безусловно, стихи Ахматовой не пронизаны таким бесконечным трагизмом. Здесь не удар, а, скорее, столбняк, мутное, гнетущее состояние, когда всё валится из рук, а в голове беспрестанно теснятся и мысли, и образы: “Брошена! придуманное слово. // Разве я цветок или письмо?” Вопросы мучительны, а разгадки нет и не будет…

Скорее всего, тонкая грань этих различий вызвана разным возрастом поэтов в момент написания стихов. Ахматовой - чуть за двадцать, Цветаевой - сорок семь, и это - её последняя любовь, единственная струна, связывающая её, уже тень, - с жизнью. В сороковые годы Цветаева ощущает себя душой, “ободранной душой”, оттого так воздушны, так бесплотны её строки “Ушёл - не ем. Пуст - хлеба вкус…” “Безoбразная образность” их завораживает, тянет попробовать строчки на вкус, на язык. Постоянная, сквозная аллитерация - повторение звуков [б], [л] - создаёт ощущение бесплотности. Боли. Последней, уже ангельской белизны, - и мелового крошева на бледных уставших губах. На такое же восприятие настраивает и внутренняя рифма “пуст - вкус”, усиливая ощущение отзвука в пустоте. Лишены какой-либо декоративности и стихи Ахматовой - всего два эпитета (“золотая пыль”, “звуки важные”). О самом важном, о самом больном женщина говорит просто и “сурово”.

Говоря о трагедии ухода, повлёкшего за собой разрушение жизни лирических героинь, нельзя не отметить следующее: все глаголы в стихотворениях М. Цветаевой и А. Ахматовой (у неё - только в первой строфе) имеют форму прошедшего времени; а если у Цветаевой и стоят в настоящем, то непременно с частицей “не” (“ни”): “Всё - мел. За чем ни потянусь... И снег не бел…” Всё кончено? Жизнь кончена? Но лирическая героиня Ахматовой найдёт в себе силы воскреснуть и долго ещё будет слушать “важные звуки” колоколов. Вторая строфа стихотворения «Проводила друга…» становится переломной, женщина начинает себя ощущать, её глаза “глядят сурово” - и неясно, то ли это укор себе самой за то, что не удержала, то ли пытается понять Ахматова: можно ли её, Такую , покинуть?

Брошена! придуманное слово.
Разве я цветок или письмо?

Горькая ирония слышится в этих словах. Да, она поднимается, она переборет болезнь и через много лет будет в том же сдержанном ритме, тем же размером писать о трагедии неизмеримо более страшной.

У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить…

Цветаева же прямо сейчас поёт себе отходную. Не взглянуть уже в тёмное зеркало, не подивиться белизне первого снега. “Пора снимать янтарь, пора гасить фонарь…” Ведь все её последние стихи звучат тихой заупокойной, и насущный хлеб в стихотворении «Ушёл…» становится хлебом святого причастия.

Итак, чем глубже вникаем мы в тайный смысл произведений, тем больше убеждаемся, что стихи Цветаевой и Ахматовой о любви, о разлуке имеют скрытый подтекст - затрагивают тему жизни и смерти. Глубоко личные строки приобретают философское звучание - и мы, затаив дыхание, следим, как с тихим лицом, с “ободранным сердцем” эти женщины встречают судьбу. Встречают её последнею песней.

Лирика Ахматовой периода ее первых книг (« Вечер », « Четки» , «Белая стая») - почти исключительно лирика любви. Ее новаторство как художника проявилось первоначально именно в этой традиционно вечной, многократно и, казалось бы, до конца разыгранной теме.

Новизна любовной лирики Ахматовой бросилась в глаза современникам чуть ли не с первых ее стихов, опубликованных еще в «Аполлоне», но, к сожалению, тяжелое знамя акмеизма, под которое встала молодая поэтесса, долгое время как бы драпировало в глазах многих ее истинный, оригинальный облик и заставляло постоянно соотносить ее стихи то с акмеизмом, то с символизмом, то с теми или иными почему-либо выходившими на первый план лингвистическими или литературоведческими теориями.

Проводила друга до передней,
Постояла в золотой пыли.
С колоколенки соседней
Звуки важные текли.
Брошена! Придуманное слово, -
Разве я цветок или письмо?
А глаза глядят уже сурово
В потемневшее трюмо.

Особенно интересны стихи о любви, где Ахматова - что, кстати, редко у нее - переходит к «третьему лицу», то есть, казалось бы, использует чисто повествовательный жанр, предполагающий и последовательность, и даже описательность, но и в таких стихах она все же предпочитает лирическую фрагментарность, размытость и недоговоренность. Вот одно из таких стихотворений, написанное от лица мужчины:

Подошла. Я волненья не выдал,
Равнодушно глядя в окно.
Села словно фарфоровый идол,
В позе, выбранной ею давно.
Быть веселой - привычное дело,
Быть внимательной - это трудней...
Или томная лень одолела
После мартовских пряных ночей?
Утомительный гул разговоров,
Желтой люстры безжизненный зной
И мельканье искусных проборов
Над приподнятой легкой рукой.
Улыбнулся опять собеседник
И с надеждой глядит на нее...
Мой счастливый богатый наследник,
Ты прочти завещанье мое.

В сложной музыке ахматовской лирики, в ее едва мерцающей глубине, в ее убегающей от глаз мгле, в подпочве, в подсознании постоянно жила и давала о себе знать особая, пугающая дисгармония, смущавшая саму Ахматову. Она писала впоследствии в «Поэме без героя», что постоянно слышала непонятный гул, как бы некое подземное клокотание, сдвиги и трение тех первоначальных твердых пород, на которых извечно и надежно зиждилась жизнь, но которые стали терять устойчивость и равновесие.

Самым первым предвестием такого тревожного ощущения было стихотворение «Первое возвращение» с его образами смертельного сна, савана и погребального звона и с общим ощущением резкой и бесповоротной перемены, происшедшей в самом воздухе времени.

В любовный роман Ахматовой входила эпоха - она ио-своему озвучивала и переиначивала стихи, вносила в них ноту тревоги и печали, имевших более широкое значение, чем собственная судьба.

Именно по этой причине любовная лирика Ахматовой с течением времени, в предреволюционные, а затем и в первые послереволюционные годы, завоевывала все новые и новые читательские круги и поколения и, не переставая быть объектом восхищенного внимания тонких ценителей, явно выходила из, казалось бы, предназначенного ей узкого круга читателей. Эта «хрупкая» и «камерная», как ее обычно называли, лирика женской любви начала вскоре, и ко всеобщему удивлению, не менее пленительно звучать также и для первых советских читателей - комиссаров гражданской войны и работниц в красных косынках. На первых порах столь странное обстоятельство вызывало немалое смущение - прежде всего среди пролетарских читателей.

Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.
Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.
Навсегда забиты окошки.
Что там, изморозь иль гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.
О, как сердце мое тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.

Говоря о любовной лирике Ахматовой, нельзя не сказать несколько слов о чувствах самой поэтессы, о ее кумирах, о предметах ее восхищения.

И одним из неоскудевающих источников творческой радости и вдохновения для Ахматовой был Пушкин. Она пронесла эту любовь через всю свою жизнь, не побоявшись даже темных дебрей литературоведения, куда входила не однажды, чтобы прибавить к биографии любимого поэта несколько новых штрихов.

Эти стихотворения о вечном: о радости, о боли. "оводила друга до передней Они о любви. Причем любовь обеих героинь несчастна. Цветаева и Ахматова говорят о самом больном, что может испытать женщина, просто и сурово.

В произведении М.Цветаевой настроение полно трагизма. Героиня очень расстроена, потеряна. Сравнение «всё-мел» указывает на осколки прошлого счастья, любви. Её душевная боль перерастает в физическую. В стихотворении же Ахматовой чувствуется сдержанность лирической героини. Разлуку она переносит стойко, сдержанно, без отчаяния, без истерики. Несмотря на это, её терзают бесконечные мысли:

Брошена! Придуманное слово-

Разве я цветок или письмо?

Эти строки звучат иронично, в них присутствует что-то детское, так как в душе героине трудно примириться с тем, что произошло.

Стихотворение Цветаевой состоит из 1 катрена. Оно написано двустопным ямбом, который передаёт стремительность, быстроту движения, создает живой, энергичный ритм.

Состоит стихотворение из пяти простых предложений. Это говорит о том, что мысли лирической героини сформулированы четко, ясно. Сами предложения-это короткие фразы, которые передают что-то резкое, быстрое. Автор в первой строфе использует эллипсис, который придаёт строкам динамичность, интонацию живой речи, словно пульс в висках, звучащий безостановочно. В начале второй строфы Цветаева использует отточие, это помогает нам почувствовать, что лирическая героиня задумывается о чем-то, вспоминает. Во второй используется анафора:

И снегом был,

И снег не бел,

И хлеб не мил.

Эти строки очень сильно напоминают всхлипывание, плач. Ассонанс звуков [б], [л] передают болезненность, отчаяние, муку. Реплики, как формулы, как осколки былого счастья.

Стихотворение Ахматовой написано хореем, с многочисленными пиррихиями, которые «замедляют» стремительный, быстрый, живой двусложный размер.Произведение состоит из пяти предложений. Предложения звучат осознанно и осмысленно. Это в очередной раз подчеркивает сдержанность, умение владеть собой героини. Эпитет «золотая пыль», указывает на прошедшее счастье. Звуки [л], [о]усиливают звучание колокола. По кому или чему он звонит? По ушедшей любви? И хоть героиня иронизирует над своим положением, но рассудком понимает, что теперь ей придется жить по-другому. Поэтому и «глаза глядят сурово в потемневшее трюмо».

В стихотворениях можно выделить группу слов, вызывающих ассоциации к слову разлука :

Чувства обеих героинь - это чувства боли, разлуки, тоски, одиночества. После прочтения этих произведений меня переполнило много эмоций. Героиню стихотворения Цветаевой мне стало жалко. Ей очень тяжело и пусто. Строки звучат коротко и обреченно, будто жизнь остановилась. Сама она себя, к сожалению, успокоить не может.

Эти строки были написаны за год до самоубийства поэтессы, вызванного состоянием глубокой депрессии, она чувствовала себя одинокой и никому не нужной.

Ахматова трезво смотрит на всё происходящее, это более стойкая женщина. Ее умение владеть собой восхищает.

Мне захотелось ближе познакомиться с творчеством этих поэтесс, узнать о том, кто окружал этих женщин и кого они любили.