Долгое время общественный строй древнего Перу оставался плохо изученным, гораздо хуже, чем, например, ацтеков. Морган не исследовал инков в своем «Древнем обществе». Впервые в 70-х годах прошлого века Максим Ковалевский на основании вышедших к тому времени источников пришел к выводу, что в государстве инков сохранялись остатки аграрнокоммунистических отношений или элементы архаического коммунизма Как писал в уже упоминавшейся работе Генрих Кунов: «Теперь даже в научных кругах древнее Перу считается созданным инками социалистическим государством» 2 . Однако Кунов разъяснил, в каком смысле, и только условно, может быть применен в отношении инков термин «социализм». «То, что теперь обозначается в нем как «социалистическое»- равное право всех на землю и ответственность одного за другого, это не> что иное, как тот первобытный коммунизм (urwiichsiger Kommunismus), который можно установить как естественно необходимую черту первобытных общественных форм, покоящихся у самых различных народов на узах родства» 3 . Продолжая свои исследования общества инков, Кунов показал в своей монографии, что в государстве инков еще очень большое место занимали пережитки родовой организации.

Племя состояло из десяти хатун-айлъю, которые в свою очередь подразделялись каждый на десять айлъю. Кунов рассматривал айлью как патриархальный род, родовую общину. Айлью - община жителей одного селения, она владела прилегающими полями; члены айлью считались между собой родичами и назывались родовыми именами, которые передавались по отцовской линии. Айлью были экзогамны, браки заключались между разными айлью.

Айлью обозначалась также как пачака, т. е. «сотня». Хатун-айлью (большой род) представлял собою фратрию и отождествляется с «тысячей». Айлью состоял из нескольких «десятков» - на языке кечуа чунка; очевидно, это были домохозяйства.

Эти числовые обозначения не выражали фактической численности. «Тысяча» в действительности насчитывала во время испанского вторжения до 60 тыс. человек. Деление на основе десятичной системы не могло возникнуть естественно из старой родовой организации, а между тем доказано, что это деление существовало до образования государства инков. Очевидно, искусственное десятичное деление возникло из требований военной организации, а также организации рабочей силы, которая была необходима для сооружения оросительных каналов и террасовых полей.

Кунов считает «десятки» большими семьями с несколькими поколениями.

Советский исследователь первобытного общества - В. К. Никольский, признавая заслугу Кунова в определении общественного строя древнего Перу, отмечает, что Кунов все же переоценил, удельный вес родовых отношений у инков. Никольский обращает внимание на то, что сам Кунок"ТГриводит’два различных названия членов домохозяйств: 1) Hue huijsamanta Lljocsimasi, что означает «другой по материнскому чреву - спутник», и 2) Hue huasimanta Lljocsimasi - «мой спутник (сотоварищ) из того же дома» 4 .

Таким путем шло выделение малой семьи из патриархального рода. Никольский справедливо видит в приведенных фактах моменты начала распада родовых связей, замены кровнородственных связей соседскими, территориальными 6 .

В государстве инков айлью уже начала превращаться из родовой общины в сельскую соседскую общину. Это становится очевидным при рассмотрении норм землепользования. Вся земля в государстве считалась принадлежащей верховному инке. Фактически она находилась в распоряжении айлью. Самая территория, принадлежавшая общине, называлась марка (случайное совпадение с названии общины у немцев - die Mark). Земля, принадлежавшая всей общине, называлась марка пача, т. е. земля общины. Каждая деревня выделяла из этой земли общины свою «деревенскую землю», или «землю деревни» (лъякта пача).

Возделываемая земля носила название чакра, т. е. поля. Она делилась на три части: «поля Солнца», «поля Инки» и, наконец, «поля общины». Урожай с полей Инки шел в казну, в государственные амбары; урожай с полей Солнца шел в храмы, на содержание жрецов. Земля обрабатывалась сообща всей деревней, хотя у каждой семьи имелась своя доля. Члены домохозяйства работали совместно под руководством одного из старшин и, обработав один участок поля (поля Солнца), переходили на поля Инки, затем на поля жителей села. Из последних выделялась часть, урожай с которой шел в общий фонд деревни. Расходовался этот запас на поддержку нуждающихся односельчан и разные общедеревенские нужды. Кроме полей, каждая деревня имела еще земли, отдыхавшие под паром, и дикие земли, служившие пастбищами. Деревня имела стадо лам и альпак, находившееся также в общинной собственности.

В горных районах, где основой хозяйства было животноводство, пастбища и стада лам и альпак делились на три части подобным же образом. Сборщики податей собирали шерсть и кожи, а также сушеное мясо.

Полевые участки переделялись между односельчанами ежегодно, но не каждый год отдельная семья меняла свой надел, так как участок поля оставался под паром после снятия с него предварительно трех-четырех урожаев. Полевой надел тупу давался бездетному мужчине, на каждого ребенка мужского пола отец получал еще один такой надел, на дочь -еще половину тупу. Тупу считался временным владением, так как подлежал переделу. Но кроме тупу, на землях каждой общины были еще участки, называвшиеся индейцами муйя. Испанские чиновники называют в своих отчетах эти участки «наследственной землей», «собственной землей», «огородом». Участок муйя состоял из двора, дома, амбара или сарая и огорода и передавался от отца к сыну. Несомненно, что участки муйя начали уже переходить в частную, собственность. Именно на этих участках общинники могли получить излишки овощей или плодов; в своем хозяйстве они могли сушить мясо, дубить кожу прясть и ткать шерсть, изготовлять гончарные сосуды, бронзовые орудия, т е. все то, что они выменивали как свою частную собственность. Возникший дуализм, сочетание общинной собственности на поля с частной собственностью на приусадебный участок, характеризует айлью как раннюю сельскую общину, в которой кровнородственные отношения уступили место территориальным связям.

Вместе с тем для Перу характерно переплетение нарастающих классовых отношений с сильными пережитками родоплеменного строя. В частности, сохранилась классификационная система родства наряду с утвердившимся счетом родства по мужской линии и выделением из рода моногамной семьи. Далее, как установил на основании сообщений испанских хронистов советский ученый А. М. Золотарев, в государстве инков существовали пережитки древнейшей родовой организации - деления племен на две половины, / вернее фратрии. Каждая провинция, соответствовавшая отдельному племени, делилась на две части: первая часть носила название верхней (ханан) у вторая - нижней (хурин). Фратрии имели каждая свое местожительство; Куско делилось на Верхнее и Нижнее Куско, соответственно жительству фратрий ханан и хурин. В каждую фратрию входило определенное число родов; например, в Верхнем Куско жило одиннадцать родов, в Нижнем - десять.

А. М. Золотарев обращает внимание на то, что правители инков выбирались попеременно сначала от одной, затем от другой фратрии. Первые пять правителей принадлежали к фратрии Нижнего Куско, последующие- к фратрии Верхнего Куско 1 .

В общественной жизни каждого племени ведущее место занимала верхняя фратрия, ее старейшине или вождю подчинялся вождь нижней фратрии. На общественных церемониях и религиозных празднествах члены фратрий располагались рядами друг против друга. Однако эти пережитки древней дуальной организации уже не играли существенной роли в государстве инков, они уступили место делению по принципу классового, имущественного расслоения.

Рядовые общинники из покоренных инками племен, помимо взноса податей, обязаны были отбывать повинности на работах общего государственного значения: поддерживать систему ирригации, строить дороги и мосты, крепости и храмы. Эта повинность называлась мита, ее отбывали мужчины. Женщины несли другие повинности. Помимо того, что все женщины были обязаны сдавать ткань, красивейших и наиболее искусных девушек отбирали для гарема верховного инки и его приближенных, а также для храмов. Их называли «белыми избранницами». Храмовые прислужницы и жрицы, обреченные на затворничество и обязанные сохранять девственность, помимо участия в ритуальных церемониях, пряли, ткали и приготовляли напиток чичу для жрецов.

У покоренных инками племен давно уже выделилась родовая знать - курака. Инки оставили за ними привилегии. Курака только надзирали за работой общинников, за взносом податей, их участки возделывали общинники. Кроме своей доли в общинном стаде лам и альпака, курака имели свой скот, до нескольких сот голов. В их хозяйствах, на частных землях, десятки наложниц-рабынь пряли и ткали шерсть или хлопок. Продукты животноводства или земледелия курака выменивали на украшения из драгоценных металлов и т. п. Но курака, как принадлежавшие к покоренным племенам, находились в подчиненном положении, над ними стояли инки.

Положение инков было наследственным. Инки не работали, не были заняты в производстве, они только занимали высшие военные и административные должности. Объединенная общим происхождением замкнутая группа инков, связанная общностью передающегося по наследству положения в обществе, оберегаемая особыми государственными законами, представляла собой господствующую касту в созданном инками государстве. Правители наделяли их землями, которые обрабатывались общинниками, а также работниками из покоренных племен, так называемыми янакуна (янакона). Кроме продуктов земледелия и животноводства, инки пользовались плодами труда янакуна в виде всякого рода изделий.

Инки сильно отличались от простых подданных своим внешним видом, особой стрижкой волос, одеждой и украшениями. Знатных инков испанцы называли орехонами (от испанского слова oreja - ореха - ухо) за их огромные золотые серьги в виде колец и дисков, растягивавшие мочки ушей.

Привилегированное положение занимали и жрецы, в пользу которых взимался урожай с «полей Солнца». Они не подчинялись местным правителям, а составляли обособленную корпорацию, управляющуюся высшим жречеством в Куско.

Спорным остается до сих пор определение положения в Перу группы янакуна, или янакона - работников, набиравшихся из покоренных племен. Испанские хронисты описывали их как рабов или полурабов. Кунов считает это преувеличением: по его мнению, хотя они и не были свободными и находились в строгой зависимости от своих господ, их положение было лучше, чем у населения покоренных областей, если, прибавляет он, «они умели заслужить доверие и благорасположение инков» 1 . Но Кунов вообще затушевывает классовые противоречия, отказывается их видеть в обществе инков. Карстен утверждает, что «янакуна не были ни рабами, ни крепостными,- таких в государстве инков вообще не было,- но не были они и полноправными гражданами» 2 .

По мнению Роу, янакунами хронисты называли лишь чернорабочих, которых он рассматривает как слуг. Ремесленники же стояли особо и назывались по специальности: кузнецы, ювелиры, ткачи, счетчики 3 .

Бодэн ведет происхождение группы янакуна от следующего историче* ского события. Население одной из покоренных областей восстало против господства инков. Повстанцев и помогавших им (всего несколько тысяч человек) согнали в г. Янаку, где их хотели подвергнуть смертной казни. Как повествует предание, благодаря заступничеству жены верховного инки смертная казнь была заменена порабощением. Осужденные, названные по наименованию города янакуна, были обречены на пожизненное рабство, их потомство тоже. Они были исключены из общества, они не подпадали под действие законов, которыми регулировалась жизнь остальных групп населения, они находились в собственности своих непосредственных хозяев и в полном их распоряжении. Бодэн сообщает, что позднее потомки янакуна смешались со слугами инков, так что ко времени испанского завоевания их уже не отличали от слуг 4 . Имело ли изложенное предание историческое зерно или было вымышлено, - оно характеризует положение янакуна как рабов.

Советские исследователи, Никольский и Золотарев, основываясь на данных хронистами конкретных описаниях положения и условий труда янакуна, определяют их как рабов, независимо от того, входили ли в их число квалифицированные ремесленники, особо от чернорабочих и слуг. К мужчинам янакуна надо прибавить женщин - прях, ткачих, вышивальщиц и служанок, которых с детства отделяли от семьи и общины и заставляли работать на господ.

Особенно важно сообщение хронистов о том, что положение янакуна переходило по наследству, от родителей к детям. Число янакуна было достаточно велико. Известно, что в 1570 г., т. е. через 35 лет после падения власти инков, в Перу насчитывалось еще 47 тыс. янакуна 6 .

Появление большой группы наследственно порабощенных работников, землепашцев, чернорабочих и рудокопов, эксплуатируемых правителем и знатью, говорит о том, что в Перу уже окреп рабовладельческий уклад. Советские историки определяют общество Перу как раннерабовладельческое, с сохранением значительных пережитков родоплеменного строя, но оформившееся в деспотическое государство 6 .

Бодэн и его последователи, называя общество инков социалистическим, выставляют два основных довода: во-первых, помощь продовольствием из запасов казны вдовам и сиротам убитых солдат, а также всем гражданам во время голодовок, и выдача пряжи и ткани всем гражданам; во-вторых, «плановая» организация всего хозяйства страны. В действительности забота о нуждающихся была остатком первобытнообщинного строя. Называть плановой организацию государства инков,как и любого централизованного государства древнего мира, нельзя. Административная и фискальная система древнего Перу очень похожа на устройство восточных деспотий, например древней Персии: та же централизация управления, организация государственным аппаратом ирригации, путей сообщения и почтовой связи.

Способ производства в древнем Перу был рабовладельческим, правда, в его ранней стадии. Остатки и пережитки родоплеменных порядков никоим образом нельзя считать признаками социализма. Социализм -как общественно-экономическая формация предполагает обобществление средств производства на высоком уровне развития производительных сил, устранение классового неравенства, устранение эксплуатации человека человеком и гармонизацию интересов личности и общества. Все это отсутствовало в государстве инков, поэтому его никак нельзя называть социалистическим.

По сути, в инкскую эпоху андское общество со-стояло всего из двух классов: простых людей, ко-торые выполняли всю тяжелую работу и платили дань, и знати, которая всем этим пользовалась. К последней относились традиционные элиты по-коренных народов и сами инки, образовавшие тот подкласс, который в действительности и руково-дил Империей. Различия между этими двумя клас-сами в принципе были выражены очень ярко, на-столько, что знать отстаивала свое право на иное, нежели у простолюдинов, происхождение. Инки, к примеру, провозглашали себя потомками Солн-ца, а касиков считали потомками утренней звезды. Те из касиков, что стояли во главе всего одного рода, были, вероятно, по своему образу жизни и даже по статусу ближе к простым людям, чем к инкской аристократии. С другой стороны, за на-родами региона Куско, давнишними союзниками инков, был признан статус «инков внешнего мира» (ауа инка), вследствие чего они пользовались при-вилегиями, коих не было у покоренных племен. Большую часть низшего административного пер-сонала Инки набирали среди своих соплеменни-ков. С точки зрения политического устройства, Тауаншинсуйу представлял собой пусть и не одно-родный и цельный аппарат власти, но гибкую ад-министративную структуру, приспособленную к самым различным местным ситуациям. Молние-носная экспансия империи породила персональ-ные альянсы между правящим Инкой и местными вождями — и на них и держалась. Эти личные от-ношения поддерживались за счет обмена подар-ками, публичных празднований и установления родственных связей. Как следствие, Инка правит по большей части со стороны, через элиты поко-ренных народов, ввиду чего Тауантинсуйу, вероят-но, являлось одной из наименее бюрократических империй прошлого.

Айлью, базовая общественная и территориальная единица

В древнем Перу человек прежде всего опреде-лялся по его принадлежности к тому или иному роду, айлью. Айлью состоял из всего множества потомков предка-родоначальника, мумифици-рованное тело которого тщательно хранили, а память регулярно почитали. Этот прароди-тель, как считалось, получил в пользование не-кий надел земли, как правило, благодаря военным подвигам. Он оставался его собственником и по-сле своей смерти, но передавал право пользова-ния землей потомкам. Вступив во владение этой территорией, последние больше не зависели от того рода, в котором родился их предок, больше к этому роду не принадлежали, но создавали соб-ственный айлью. Величина рода разнилась; самые крупные могли включать в себя сотни крестьян-ских подворий. Термин айлью обозначал в первую очередь оружие — лассо с шарами, состоявшее из веревок, к концам которых были привязаны кам-ни. Брошенное издалека, айлью спутывало ноги врага, и, упавшего, его добивали ударами палиц. Таким образом, через эту метафору род опреде-лялся как некое боевое сообщество. Инки и сами объединялись в айлью, рода, каждый из ко-торых происходил от основателя того или иного земельного надела. Все эти исторические предки-родоначальники, коими были инкские правите-ли, в свою очередь, происходили от пары общих для всех жителей Куско предков, Манко Капака и Мамы Окльо.

Каждый род имел определенную экономи-ческую специализацию. В сьерре одни айлью эксплуатировали область пуны, тогда как другие занимались ирригационным земледелием в до-линах. На побережье существовали не только ай-лью земледельцев и рыбаков, но и рода гончаров, ткачей, производителей сандалий, торговцев и т.д. Вследствие такого разделения труда айлью не был автономной единицей, но, по сути, жил в тесном единении с другими айлью, дополнявши-ми его экономически. В андских провинциях Ка- сашампу и Уайлья, к примеру, эта экономическая специализация выражалась в виде классифика-ции родов по двум категориям: айлью земледель-цев умеренных долин назывались уари, по имени их покровительствующего божества, тогда как айлью животноводов и тех, кто выращивал кор-неплоды, были известны как льякуас (этот термин обозначает сок пуйя Раймонда (кункуса), дикого растения, растущего на высоте более 4000 м). Если уари, по общему мнению, были первыми, кто обосновался на этой территории (их предки когда-то жили в пещерах, расположенных по ее периметру), то льякуас считались чужаками, ко-торые после долгих странствований получили приют у туземцев либо обосновались в верхней части их территории на правах покоренного теми народа.

Народы и провинции

Эти сообщества взаимодополняющих родов составляли лъякта, термин, который испанцы, в данном контексте, перевели как «народ» или «провинция». Несколько лъякта могли, в свою очередь, объединяться в более крупную единицу, обозначаемую тем же термином и признававшую централизованную власть. В инкскую эпоху вождь большого «народа» лупака, к примеру, правил се-мью малыми «народами», каждый из которых со-стоял из нескольких айлью. Когда эти крупные со-общества существовали, как это, к примеру, было в случае «народов» Кахамарки, Уамачуко и Кольи, инки, которые правили, опираясь на местные элиты, сделали их провинциями своей империи. В более раздробленных, в политическом плане, регионах они объединяли в одну-единственную административную общность прежде автономные группы, как это, к примеру, произошло в долине реки Санта, где они создали провинцию Уайлья. На северном побережье, напротив, инки разбили на части, в административном отношении, то, что прежде было Империей чиму, — из-за опасности, которую представляла поддержка прежних поряд-ков в регионе, где долгое время эта империя была единственным крупным государством. Восточные границы территории племени чиму были подведе-ны к среднему течению рек, что позволило горцам взять под свой контроль каналы, орошающие по-бережье. Последний вождь чиму, Минчансаман, как и его потомки, был вынужден перебраться на постоянное жительство в Куско, откуда и правил. Наиболее густонаселенными считались провин-ции Лимы, племен чинча, уанка и лупака, которые насчитывали от 20 000 до 30 000 подворий каждая, причем численность племени лупака составляла 100 000 человек, а уанка — около 200 000. О числен-ности «небольших народов», входивших в каждую провинцию, мы знаем значительно меньше. Ис-ходя из данных археологических исследований, можно предположить, что народность асто (инк-ская провинция Ангараес) насчитывала порядка 15 000 человек. В каждой деревне племени асто, которая, вероятно, соответствовала одному ай-лью, проживало от 500 до 5000 индейцев. Различ-ные роды, составляющие льякша, символически делились на две части: нижнюю {урин) и верхнюю (анан). Между этими частями существовало сопер-ничество, которое инки умело использовали как в военных, так и в производственных целях.

Касики

В айлью один человек, касик или курака (первое значение этого термина — «старший»), представ-ляющий предка-родоначальника, стоит во главе всего рода. Согласно каким принципам назначался тот или иной курака в доимперскую эпоху, в точ-ности не известно — похоже, это зависело от места проживания. Иногда касик принадлежал к тому из семейств, которое пользовалось особыми приви-легиями внутри своего рода. Случалось и так, что он избирался членами айлью в соответствии с не-кой неизвестной нам системой. В эпоху инкской администрации выборная должность касика стала наследственной, вследствие того, что Верховный Инка присвоил себе право назначения кураки. Одна из основных функций кураки того или иного айлью заключалась в том, чтобы следить за распре-делением обязанностей и организацией работы среди своих сородичей. Он носил титул камачи- кук, «тот, кто наделяет каждого обязанностями». Во главе любой льякты стоял курака высшего ран-га, главный касик (any курака), одной из функций которого являлось исполнение правосудия. В тех провинциях, где этой централизованной власти не было вовсе или ее эффективность была недо-статочно высокой, Инки ее создавали, выказывая свою благосклонность какому-то одному семей-ству. Как правило, инкская администрация под-тверждала обязанности местных властей и даже укрепляла их авторитет и богатство. Касики выс-шего ранга, те, что руководили «народами» или «провинциями», составляли своего рода знать, более или менее подобную по статусу Инкам, тог-да как касики камачикук располагались практиче-ски на одном социальном уровне с общинниками (руна). В экономически развитых регионах разни-ца между представителями знати и общинниками была более заметна.

Касики, особенно высокого ранга, распоряжа-лись основной рабочей силой. Будучи представи-телем основателя рода, курака практически являл-ся собственником той или иной территории. Он наделял других членов айлью правом пользования имуществом. В обмен на это его подопечные пооче-редно возделывали его земли или работали у него на дому. С другой стороны, представители мест-ной знати, как и Инки, были вправе иметь сразу нескольких жен. Чем больше у кураки их было, тем на большие щедрости он мог сподобиться, пригла-шая вассалов к себе домой — покушать и особенно выпить маисового пива. Делая их своими должни-ками, он узаконивал и укреплял свою власть. Этих многочисленных жен касики получали во многом благодаря Инке. Во время одной из церемоний в Кахамарке Тупак Инка преподнес в дар местному касику сразу сто жен. Вследствие того, что полига-мия касиков являлась одной из основ их богатства и власти, Церкви и колониальным администраци-ям пришлось приложить большие усилия, чтобы ее упразднить. Даже в 1567 году один из касиков Лам- байеке, помимо первой супруги, имел и 27 «млад-ших», или «второстепенных», жен. В 1571 году у одного из касиков провинции Сорас их было 12.

Инкская элита

Истинный господствующий класс империи состоял из представителей тех родов, которые происходили от инкских правителей и распола-гали в Куско дворцами, расположенными между реками Уатанай и Тульюмайу. Их также называ-ли куску, то есть «жители Куско, кусканцы». Во времена Уаскара таких айлью было двенадцать. Эта элита и сама была стратифицирована. После Инки и его старшей жены на вершине социально-экономической иерархии в Куско стояли ауки, «принцы», и койя, «принцессы», то есть дети, вну-ки и правнуки того или иного правителя, которые совместно пользовались владениями, доставшими-ся им от основателя их айлью. Если какому-то ауки третьего поколения не удавалось прийти к власти и в свою очередь стать Инкой, наследство предка- родоначальника делилось на столь незначительные части, что сыновья и дочери этого ауки считались уже обычными представителями инкской знати: инка и ньюсша («инфанта»). В следующем колене, то есть в пятом после предка-родоначальника, женщины, возможно, получавшие меньшую часть наследства, нежели мужчины, опускались еще на одну категорию и становились палья («госпожа»). Такая система заключала в себе как преимущества, так и неудобства. С одной стороны, она побужда-ла молодых людей проявлять себя на войне — то был главный способ достижения политической власти, — способствуя тем самым динамике импер-ской экспансии. Но она также порождала соперничество и конфликты, приводя к династическим кризисам после кончины каждого правителя. Без одного из подобных кризисов, быть может, не со-стоялось бы и испанское вторжение.

Инкские женщины занимали почетное поло-жение в обществе, возможно, по причине неболь-шого количества войн — если не брать в расчет ко-роткий период инкских завоеваний — и отсутствия агрессивной торговой деятельности. За некото-рыми представительницами знати был закреплен наставник, от которого они получали то же фор-мальное образование, что и мужчины. Имелись у них и собственные слуги или япа, некоторые из которых могли занимать высокие политические должности. Так, Туаличуску, касик Лимы на момент Испанского завоевания, был одним из личных слуг жены Уайна Капака. Старшая и младшие жены Инки, по-видимому, играли центральную роль в интригах, имевших целью возвести на «престол» сына одной или другой. К примеру, Мама Окльо, мать Уайна Капака, можно сказать, единолично привела сына к власти. Некоторые женщины на-прямую занимали политические посты, как, на-пример, Куншаруачу, дочь влиятельного касика из провинции Уайлья и младшая жена Уайна Ка-пака, унаследовавшая должность касика от отца. Она заключила выгодный стратегический союз с испанцами, предложив им помощь и гостеприим-ство во время проезда отрада под командованием Писарро (сентябрь 1533 г.) через ее столицу, Уай-лья. Впоследствии она выдала Киспи Сису, свою дочь от Инки, замуж за самого Франсиско Писар-ро. Во время штурма Лимы войсками Манко Инки (1536 г.) Кунтаруачу прислала зятю, осажденному в его новой прибрежной столице, подкрепление, что во многом и предопределило исход сражения.

В течение того столетия, которое просуще-ствовал Тауантинсуйу, инкская элита и элиты про-винциальных вождей частично объединились. Во-первых — культурно, так как Инка требовал от своих главных касиков, чтобы те присылали своих детей или хотя бы некоторых из них в Куско, и не только для того, чтобы обеспечить их культурную и языковую «инкаизацию», но и для того, чтобы оградить себя от малейших попыток их родных к восстанию. Во-вторых — через кровные узы, так как отношения между властью имперской и властью местной в каждом поколении закреплялись посредством браков между инкскими женщинами и представителями провинциальной знати, или же между инкскими аристократами и женщинами из местных элит. Хуан де Бетансос, испанский сол-дат, женившийся на племяннице Уайна Капака, в 1557 году докладывал, что Пачакути, тотчас же по-сле своего возведения на престол, собрал кураков «и всем им отдал в жены женщин из Куско, принад-лежавших к его роду, чтобы каждая из них стала старшей супругой того касика, которому она пред-назначалась, и чтобы их дети стали наследниками их государств и территорий». УанкаАуки, сын Уайна Капака и некой принцессы из племени уанка, слу-жит прекрасным примером этой интеграции пред-ставителей инкской и неинкской знати, так как он был главнокомандующим армии Уаскара во время конфликта последнего с Атауалъпой. Другому сыну Уайна Капака, Паулью, чья мать принадлежала к элите провинции Уайлья, в хаосе, вызванном ис-панским вторжением, удалось даже захватить вер-ховную власть в Куско.

Те из групп, проживающих в регионе Куско, над которыми инки установили свой контроль еще в доимперскую эпоху и которые помогли Пачакути отбить атаки индейцев племени чанка, получили привилегированный статус ауа инка, «инки внеш-него мира», который испанские хронисты перевели как «привилегированные инки». Они вводят в администрацию своих представителей низшего ранга, в частности инспекторов, отвечающих за строительство дорог, контроль за мостами и систе-мой почтовых станций.

Правитель

Тот, кого мы называем сегодня «Инкой», был прежде всего воином, который благодаря воен-ным победам заставил равных ему признать его ли-дером и объединителем всех кусканских родов.

Два из знаков отличия правителя представля-ли собой типы оружия: чампи (палица), и суптур паукар (нечто вроде алебарды). Этот «первый среди равных» на языке кечуа звался Сапа Инка, «Един-ственный Инка». Никаких правил наследования не существовало, и смерть правителя влекла за собой ожесточенные сражения внутри элиты с целью по-садить на престол того или иного кандидата. В имперскую эпоху правители, судя по всему, пытались ограничить эти конфликты, назначая своей стар-шей женой свою же сестру или лично выбирая себе преемника среди ее сыновей. Впрочем, не похоже, чтобы такие ухищрения отбивали охоту оспорить трон у сыновей «младших» жен усопшего прави-теля и даже у самых дальних его родственников. Фактически молодому Уайна Капаку, даже будучи сыном сестры и старшей жены Тупака Инки, Мамы Окльо, удалось взойти на престол лишь после того, как его мать подавила несколько заговоров.

Новоявленный монарх, помимо прочих при-вилегий, получал еще и право основать новый айлью: власть позволяла правителю обеспечить себя богатыми и обширными владениями, кото-рые становились семейной вотчиной его потом-ков. Поступая так, правитель уподоблял себя пер-вым в истории основателям родов. Точно так же, как те чудесным образом создали поля, террасы и ирригационные каналы, инкские правители при-зывали возвести в долине Вильканоты, у границ их частных имений, комплексы террас, внушитель-ные размеры которых не только отвечали нуждам сельского хозяйства, но и показывали всем могу-щество Инки как земледельческого героя и пре-образователя пейзажа. Таким образом, Инка был не просто правителем, но, подобно предкам, пере-ходной фигурой между богами и людьми, в связи с чем и обращения заслуживал соответствующего: предстать перед ним было должно с босыми нога-ми и чем-нибудь тяжелым на затылке, что вынужда-ло склонить голову и смотреть в землю.

Среди самых важных знаков отличия монарха следует назвать маскапайчу, нечто вроде красного помпона из очень тонкой шерсти, который свеши-вался с лъяуту, несколько раз обернутой вокруг го-ловы шерстяной же повязки, каковую носили все инкские мужчины.

В отличие от корон европейских монархов, маскапайча не была чем-то уникальным, существо-вавшим в единственном числе. Некоторые госу-дарственные служащие в своих поездках по Импе-рии носили ее как знамя, дабы показать всем, что они являются представителями Инки. Помпон был личной собственностью правителя, и каж-дый новый Инка приказывал изготовить ему по-добный (иногда — даже несколько). Другим важ-ным знаком отличия верховного правителя был шупайаури («блистательная игла»), деревянный посох с медным ножом, прикрепленным к верх-нему концу.

Айлью, основанные инкскими правителями (согласно Педро Сармьенто де Гамбоа, 1572 г.)

Манко Капак Чима Панака

Синчи Рока Раурау Панака

Льоке Юпанки Ауайни Панака

Майта Капак Ус ка Майта Панака

Капак Юпанки Апо Майта Панака

Инка Рукья Викакирау Панака

Яуар Уакак Аукайли Панака

Виракоча Соксо Панака

Пачакути Иньяка Панака (=Атун Айлью)

Тупак Инка Капак Айлью

Уайна Капак Томебамба Айлью

Власть Сапа Инки основывалась на отношени-ях личной привязанности с касиками покорен-ных племен. Государство было не чем иным, как самим Инкой, и смерть каждого правителя влекла за собой упразднение отношений, установленных с местными вождями, всякий раз порождая се-рьезные политические проблемы.

Кончина императора давала покоренным народам почти что за-конную возможность бросить элите Куско новый вызов, так что в начале своего правления каждому Инке приходилось, можно сказать, вновь завое-вывать некоторые провинции. Например, Тупаку Инке пришлось «повторить» многие завоевания отца, так как после смерти Пачакутпи почти вся им-перия восстала. Эти личные связи поддерживались за счет регулярных подарков со стороны правите-ля в виде лам (товара крайне ценного, так как они были единственным транспортным средством), дорогой одежды, раковин моллюсков (мулью) — для подношений богам, и т.д. Такая щедрость, конечно же, обязывала кураков к взаимности.

Большую часть правления Сапа Инка проводил в долгих поездках по Империи в компании глав-ной жены, причем в путешествия он отправлялся, возлежа на роскошных носилках и в окружении тысяч воинов и слуг. Эти караваны демонстриро-вали подданным, которые в большинстве своем не имели ни малейшей возможности увидеть сто-лицу, все могущество Инки. Они являли собой жи-вое воплощение Империи, казавшейся мирным и упорядоченным союзом всех народов земли, так как носильщики и воины, будучи выходцами из различных племен, к тому же одетыми в нацио-нальные костюмы, образовывали крайне пеструю толпу.

Администрация

Долгое время считалось, что кусканское господ-ство везде насаждалось по одной и той же модели. В последние тридцать лет XX века историки и ар-хеологи предъявили обществу новые факты, ко-торые в пух и в прах разбили наше представление об инкском социуме как об обществе унифициро-ванном и централизованном. В действительно-сти, государство приспосабливалось к крайне разнородным местным условиям. В горных ре-гионах центра и юга Перу, где никаких государств до инков не существовало, последние построили центры провинций, в которых проживали пред-ставители власти. Эти чиновники не были многочисленной группой. Их число практично своди-лось к одному инкскому наместнику (шукрикук), который представлял правителя на проходивших в административных центрах празднествах и за-ведовал делами каждой провинции, в чем ему по-могали кипукамайук (секретари, «записывавшие» информацию узелками на веревочках) и несколько судебных работников. Какую-то часть имперского контроля обеспечивали регулярные, но нечастые инспекции.

Текущими делами занимались местные элиты, продолжавшие жить в окрестных деревнях.

На северном побережье, где уровень урбани-зации всегда был гораздо выше, чем в каком-либо другом месте Анд, инки, напротив, не возвели ни одного административного центра. Раздробив до крайности местные элиты, они даже на какое-то время замедлили этот рост городов. Опасаясь при-брежного климата, смертоносного для горцев, они предпочитали управлять этим регионом косвенно, через туземных вождей, примерно так же, как мон-голы управляли Персией или Китаем, или римля-не — греческими провинциями на Востоке.

В сильно удаленных от Куско горных регионах Инки вынуждены были создавать администрации более сильные и устойчивые, нежели те «центры благосостояния», что существовали в южной ча-сти Тауантинсуйу. Томебамба (Северные Анды), вероятно, был самым величественным городом империи после Куско, вследствие чего Двор про-водил там многие месяцы подряд. В Томебамбе, в отличие от других центров провинций, проживала также и часть туземных элит региона. По причине его верности Уаскару, этот город был полностью разрушен Ашауальпой незадолго до его пленения испанцами. Подобные же поселения инки возвели в Кито, у северной границы империи, и в Самай- пате, неподалеку от современного боливийского города Санта-Круз, но все они не успели достичь того уровня развития, какого добилась Томебамба.

В Инкской империи не существовало профес-сиональной армии, обученной и хорошо подго-товленной. Конечно, Инка располагал постоян-ной личной охраной — у Ашауальпы, к примеру, в нее входило порядка тысячи человек, — но войско в основном состояло из рекрутов, набранных в присоединенных к Империи племенах. В основ-ном эти рекруты — крестьяне и пастухи, исполняв-шие воинскую повинность, аналогичную экономи-ческой мите. У большинства завоеванных народов военная подготовка с давних пор являлась главным аспектом воспитания мальчиков, причем с самого юного возраста. Таким образом, каждая этниче-ская группа поставляла инкам свое собственное войско, которое использовало собственное ору-жие, носило собственные отличительные знаки и подчинялось приказам собственных командиров, которые, в свою очередь, выполняли распоря-жения кусканских военачальников, близких род-ственников Инки. Последний являлся главноко-мандующим всех войск и основную часть своего персонального авторитета зарабатывал военными победами. Судя по всему, любой такой военный набор ложился на каждое племя тяжелым бре-менем: индейцы лупака, к примеру, при 20 000 дво-ров, послали 6000 воинов на север, чтобы поддер-жать Уаскара в сражении против Атауалъпы. Около 5000 из них погибло. Наиболее известными типа-ми оружия были: палица с круглым набалдашни-ком (макана), палица с бронзовым набалдашником в форме звезды (чампи), копье (чуки), лук и стрелы (уачи), праща (уарака), метательное орудие из ве-ревки с привязанными камнями или шарами (ай-лью или риви). Инки имели собственное оружие, нечто вроде алебарды (сунтур паукар).

Оружие инков, согласно Франсиско де Хересу (1534 г.)

А вот какое было найдено оружие и как ин-дейцы воюют. В первых рядах идут пращники, которые мечут небольшие гладкие камни, обра-ботанные вручную, размером с куриное яйцо; у каждого сделанный самим круглый щит, из узких и прочных деревянных полосок; одеты они в стеганые хлопковые камзолы; вслед им идут воины с палицами и боевыми топорами; палицы длиной в полторы сажени, а в толщину такие же, как копья наших верховых, и имеют они металлический набалдашник, величиной с кулак, заканчивающийся пятью или шестью заостренными выступами, каждый толщиной с большой палец; в битве ими орудуют двумя ру-ками; боевые топоры такого же, даже больше-го, размера, а металлические лезвия шириной в ладонь напоминают алебарду. Некоторые то-поры и палицы сделаны из золота и серебра, и ими вооружены военачальники. В следующих рядах воины вооружены небольшими копьями для метания наподобие дротиков; в арьергарде идут копьеносцы с длинными копьями, при-мерно в тридцать пядей; на левом плече воина лежит набитый хлопком мешок, на который опирается палица. Войско индейцев разделено на отряды, каждый со своим знаменем и коман-диром, воины действуют столь же согласно, как турки. Некоторые воины носят на голове боль-шие шлемы, надвинутые почти до самых глаз, а сделаны они из дерева, и внутрь вложено мно-го хлопка; шлемы эти покрепче железных.

Правитель зачастую сопровождал свои войска и должен быть великим стратегом. На поле боя его можно было увидеть не часто — он предпочитал держаться в стороне, в отдалении, откуда и руково-дил битвой. С войском в поход шли носильщики — как правило, молодые родственники рекрутов — и жены воинов, иногда даже дети, родившиеся во время долгих кампаний. Так как этих «помощ-ников» было почти столько же, сколько и воинов, инкские войска мобильностью не отличались.

Их сила в основном держалась на численном пре-восходстве, которое зачастую являлось устрашаю-щим фактором. Так, большинство из 200 000 оби-тателей верхней долины Мантаро, уанка, среди которых было не очень много воинов, без боя капитулировали перед 30 000 солдат Инки. Судя по всему, ближе к закату Империи для некоторых сражений инкам удавалось мобилизовать более 100 000 бойцов. Инки появлялись с этим войском перед непокоренным еще народом и предлагали его знати соглашение: если те согласны во всем подчиняться инкам, то станут получать от Верхов-ного Инки регулярные дары, их статус будет под-твержден, а айлью сохранят все свои запасы. Прави-тель проявлял великодушие по отношению к тем, кто ему подчинялся, и был безжалостен к любому, кто оказывал сопротивление. Многие Инки, дабы подавить сопротивление или мятеж, приказывали истребить целые племена, вроде каямби Эквадора или жителей долины Каньете. В верхней долине Мантаро обитатели Тупапмарки, отказавшиеся под-чиниться Инки, были все до единого отправлены на поселение.

По мере того как разрастался Тауантинсуйу, ста-новилось все сложнее содержать войско, основываясь на одной-единственной системе миты: так как сражения проходили все дальше и дальше от родных селений воинов, те не могли больше до-статочно быстро вернуться домой для участия в необходимых ежедневных работах, что ставило под угрозу существование их общины. Тогда Инка решил освободить некоторые группы от всех про-чих повинностей, кроме воинской, которая таким образом становилась своего рода их специализа-цией. Так, например, произошло с некоторыми племенами центра Кольясуйу — чарка, каракара, чуй и чича, — которых кусканская власть, по всей ви-димости, сочла верными союзниками. Те же, кому она не доверяла, напротив, освобождались от во-енной миты, подвергаясь лишь мите экономиче-ской. Так было с обитателями древней Империи чиму, которым и вовсе запретили носить оружие.

Когда закончилась эпоха великих завоеваний, инки столкнулись с проблемами контроля поко-ренных народов и обеспечения безопасности гра-ниц. Недовольные тяжелой повинностью миты племена нередко поднимались на восстание. Для предупреждения или подавления подобных мятежей государству приходилось повсеместно держать значительные военные контингенты, для снабжения которых всем необходимым была разработана система хлебных амбаров и складов, расположенных в непосредственной близости от центров провинций: каждый воин получал ком-плект одежды, сандалии, одеяла, а также паек, состоявший из маиса и коки. Строительство ши-рокой сети дорог частично объясняется вставшей перед Инками необходимостью быстро мобили-зовать значительные контингенты войск для по-давления восстаний. В отличие от большинства империй Древнего мира, Инкская империя могла не опасаться вторжения извне (по крайней мере, так она полагала). Если кто и уходил воевать за пределы своих территорий, то именно инки, а построенные ими укрепленные поселения скорее служили базами для будущих завоеваний и места-ми для гарнизонов в еще не полностью покорен-ных районах, нежели сугубо оборонительными сооружениями. Именно так было в 37 укреплен-ных поселениях, обнаруженных неподалеку от Кито. В некоторых регионах, однако, как, напри-мер, у восточной границы Кольясуйу (современ-ная Боливия), инки, судя по всему, все же опаса-лись вторжений восточных племенных союзов, в частности чиригуапо, так как воздвигли линию укреплений примерно в сотне километров вглубь от границ империи (она проходила параллельно одной из главных имперских дорог). Инкальякта, расположенная к востоку от Кочабамбы, является единственным укрепленным инкским провинци-альным центром.