Доктор Гаспар. В знак ставшего модным «нищенства» антииспански настроенные дворяне стали в своё время (а это был XVI век) носить нищенскую кожаную суму и деревянную миску для сбора подаяний.

Эмблема гёзов – сумка, миска для подаяний и другие «нищенские» атрибуты.

Между прочим, особенную ненависть простонародья вызывало во времена гёзов богатое церковное убранство: когда восставшие врывались в храмы, они устраивали там панк-молебен палками, камнями, молотами разбивали и ломали иконы, статуи, алтари, пол бывал усыпан золотом, серебром и драгоценностями, и толпа с ненавистью топтала их.

Потом, во времена Французской революции, та же самая история повторилась со словечком «санкюлоты».
Слово происходит от выражения sans culotte, то есть «без кюлот»: в XVIII веке мужчины-дворяне носили кюлоты, они же бриджи – короткие обтягивающие штаны из бархата чуть ниже колен, отороченные кружевами. Кюлоты носили с чулками, а мужская половина простонародья надевала длинные брюки из простой материии – вроде тех, которые сейчас носят все.
Первоначально, на заре революции, словечко «санкюлот» было презрительной кличкой, которую аристократы дали в насмешку предводителям «черни». Потом слово переосмыслили и стали употреблять с гордостью, как обозначение восставшего простого люда.

Два изображения санкюлотов времён Французской революции

Санкюлот и носитель кюлотов

Контрреволюционная карикатура – аристократ (носитель кюлотов) на суде перед санкюлотами в сентябре 1792 года

И вот теперь то же самое, похоже, случилось со словечком «ватники», тоже презрительно (и неосмотрительно!) запущенного в качестве оскорбительной клички простонародья в противовес знаменитым «п...тым шубам» имени Ксении Собчак и Божены Рынски.
Как справедливо заметил один из комментаторов у Доктора, «мем перевернулся: граждане уже вовсю записываются в ватники».
Чтобы никто не упрекнул автора этих строк в непоследовательности – о необходимости вытеснения «п...датых шуб» ватниками мне приходилось писать ещё два года назад :
«Революция "п...датых шуб", о необходимости которой столько времени говорили собчаки, похоже, завершилась, так толком и не успев начаться. А что за ней? За ней начинается революция курток на синтепоне и ватников – а, с поправкой на время года, – футболок, джинсов и прочей простецкой одежды, в которой никак не явишься на великосветский раут. Впрочем, разве в других НАСТОЯЩИХ революциях бывало иначе? Французскую революцию начинали "кюлоты" – то есть приличные господа в коротких придворных штанишках до колен, а заканчивали санкюлоты, то есть носители (общепринятых сейчас во всём мире) простонародных брюк. Кюлоты были ликвидированы как класс. Русская революция 1905 года начиналась "банкетной кампанией", когда приличные господа в смокингах и с моноклями, собравшись в дорогих ресторанах и держа перед собой хрустальные бокалы с изысканным вином, произносили выспренние речи. Завершали её синие блузы и рабочие кепки забастовщиков и баррикадников конца 1905 года, у которых в руках не было бокалов – только булыжники из мостовой. А монокли, смокинги и цилиндры вскоре отправились в утиль истории...»
Впрочем, недореволюция 2012 года до стадии «ватников», увы, так и не докатилась (может быть, потому и осталась «недо»), на подходе к ней по левой части протеста нанесли удар, и именно представители левых оказались на скамье подсудимых всех «болотных» процессов.
А затем либералы, – те самые, что гордо нарекли, как заклеймили, болотную недореволюцию «революцией п...тых шуб», уничижительно обозвали своих оппонентов «ватниками». Хотя люди из списка «Форбса» и кооператива «Озеро», сплотившиеся ради защиты своих капиталов вокруг Кремля, так же мало походили на «ватников», как автор этих строк – на балерину Большого театра. Ну, то, что либералы так своего врага определили – это понятно, хотя тоже могли бы постыдиться, ведь они некогда именно натурального ватника Ивана Денисовича вознесли на пьедестал, определив себя в известной новомирской статье, как «друзья Ивана Денисовича» (а своих оппонентов – как его «недругов»). Один хорошо известный либеральный диссидент сочинил целую оду, настоящий панегирик телогрейке, сиречь ватнику и предлагал поставить ей памятник на одной из городских площадей. И куда всё это испарилось?..
Но особенно печально, что и некоторые левые или считающие себя таковыми подхватили это «модное поветрие» и вовсю стали использовать кличку «ватник» в уничижительном смысле. Получалось, что «п...датая шуба» автоматически оказывалась в союзниках, если главный враг определялся как «ватник». Но когда левые или изображающие себя таковыми своего главного врага видят не в «буржуе», не в гордом носителе «п...той шубы», а в «ватнике», то есть в простом народе – это уже полный, мягко говоря, абзац.

И вот, похоже, мем переворачивается. Что не может не радовать.

В 1787 году во Франции запретили деятельность научных и литературных клубов: король счел, что его подданным вредно думать. Однако уже в 1789-м, с началом революции, стали формироваться клубы уже сугубо политические: передовые умы собирались порассуждать на тему «как нам обустроить Францию». Что это были за клубы? И кто в итоге стал основной движущей силой Великой революции?

Жирондисты

Клуб возник на основе кружка адвокатов из Жиронды - департамента на юго-западе Франции. Отсюда и название.

Поклонники Руссо, жирондисты яростно выступали за свержение монархии и даже мечтали «раздуть мировой пожар», освободив от угнетателей всю Европу. Однако суда над королем опасались, полагая, что за этим последует террор.

Среди жирондистов хватало сладкоречивых ораторов (адвокаты как-никак), но недоставало талантливых организаторов. В 1793-94 годах большинству из них пришлось познакомиться с «продажной девкой революции» - гильотиной.

Как сказал один из жирондистов Пьер Верньо, отправляясь на эшафот, «Революция, подобно Сатурну, пожирает своих детей».

Кордельеры

Именовали себя Обществом друзей прав человека и гражданина. Но поскольку собирались эти «друзья» в монастыре францисканцев-кордельеров, то вскоре к ним прилипло это монашеское название.

Ругательски ругали врагов республики и защищали права простого народа. На заседаниях клуба присутствовали и голоштанники-санкюлоты, и - что по тем временам было неслыханным новшеством - даже женщины. Верховодили среди кордельеров великолепный оратор Жорж Дантон и журналист Камиль Демулен.

После попытки короля эмигрировать кордельеры возглавили республиканское движение; после свержения монархии на смерть схватились с жирондистами - и вскоре слились с якобинцами.

Якобинцы

Этот клуб тоже носит монастырское название: пунктом сбора якобинцев был доминиканский монастырь святого Якова. Они называли себя друзьями свободы и равенства. На заседаниях Конвента депутаты-якобинцы восседали на самых верхних скамейках, под самым потолком, или, как тогда говорили, «на Горе» (la Montagne); отсюда еще одно их название - монтаньяры, то есть горцы.

Клуб был довольно разнородным: его правое крыло возглавлял Дантон, левое - Марат, а центральное - Робеспьер. Однако программа клуба была едина: развитие революции и защита ее завоеваний.

Придя в 1793 году к власти, якобинцы тут же установили революционно-демократическую диктатуру.

Фельяны

В свое время отпочковались от Бретонского клуба, то есть собственно от будущих якобинцев. Причиной обособления фельянов было их недовольство радикальными взглядами товарищей вроде Робеспьера.

Лидеры фельянов - Лафайет, Барнав, братья Ламет - стояли за конституционную монархию; их голубой мечтой был компромисс между крупной буржуазией и либерально настроенными аристократами. Призывали остановить наконец революцию и зажить спокойно; на этом-то основании якобинцы после свержения короля и прикрыли клуб фельянов, объявив их предателями и злобной контрой.

Болото, оно же Равнина, оно же Брюхо

Собственно, никакой не клуб, а попросту подавляющая часть депутатов Конвента, которые склонялись то влево, то вправо, поддерживали то одних, то других - в зависимости от ситуации. Соответственно, перед ораторами стояла задача перетянуть Болото к себе, чтобы оно проголосовало должным образом.

Санкюлоты

Так называли рабочих лошадок революции - всех радикально настроенных представителей третьего сословия. Это их усилиями штурмовались Бастилия и Тюильри, их руками свергалась монархия.

В отличие от аристократов, щеголявших в коротеньких панталонах, или кюлотах, простолюдины носили удобные длинные штаны; отсюда и название - sans-culottes.

После 1792 года так стали называть всех революционеров-радикалов - хотя, к примеру, тот же Робеспьер носил самые настоящие кюлоты.

Шуаны

Крестьяне, выступающие за короля - дико звучит, не правда ли? Однако шуаны формировались именно из таких.

С чего бы крестьянам с северо-запада Франции выступать в защиту королевской власти и католической церкви? Все очень просто: одним не нравились якобинские реквизиции, другие наслушались агитации сладкоголосых роялистов, третьи просто не желали идти в армию и воевать.

Шуаны вели себя как настоящие разбойники, жили набегами - причем даже после того, как якобинцы потеряли власть. Только в 1803 году были окончательно разгромлены.

Меня тут попросили рассказать о костюме санкюлотов.

Санкюлоты (от франц. sans - без и culotte - короткие штаны) - термин времен Великой французской революции. Аристократы называли санкюлотами представителей городской бедноты, носивших в отличие от дворян не короткие, а длинные штаны. Вскоре из презрительной клички это слово превратилось в самоназвание революционно настроенных выходцев из "низов". Иногда "санкюлоты" переводят как "голоштанники", что, конечно, неверно, хотя на английских карикатрах того времени санкюлотов часто изоображают вообще без штанов.

Костюм санкюлота запечатлен на множестве изображений того времени. Например, широко известная картина Луи-Леопольда Буальи (Буайи), изображающая знаменосца на празднике Федерации в 1792 г.

Мужской костюм состоял из короткой куртки - "карманьолы" (carmagnole), широко распространенной среди моряков (мода на такие куртки появилась вместе с "Марсельезой", которую пел отряд волонтеров из Марселя при входе в Париж в 1792 г.), длинных матросских панталон (matelots), красного фригийского колпака с национальной кокардой, рубашки без жабо, свободно повязанного галстука-шарфа. Под карманьолу надевали короткий жилет. В холодную погоду сверху надевали длиннополый сюртук либо плащ из толстого коричневого или серого сукна.

Костюм дополнял красный пояс-кушак, шерстяные чулки, башмаки или народная деревянная обувь - сабо. Распространение длинных панталон повлекло за собой появление бретелей-подтяжек вместо пояса, которые с этого времени вошли в европейский костюм.

Красный "фригийский колпак".
Подобный головной убор был известен в глубокой древности. В частности, его носили во Фригии (в Малой Азии), в Персии и т.д. В красном фригийском колпаке изображался иранский бог Митра. В Римской империи его надевали отпускаемые на волю рабы. В дореволюционной Франции подобный головной убор носили моряки и каторжники на галерах, а в годы революции он стал символом освобождения народа.

Мужчина в одежде санкюлота примеряет красный колпак. Рядом валяется выброшенный парик и треугольная шляпа.
В годы якобинской диктатуры и Террора многие буржуа и бывшие "аристократы" носили одежду санкюлотов, чтобы особенно не выделяться из революционной толпы. (Примерно то же происходило после 1917 г., когда из обихода исчезли шляпы и т.д. Шляпу можно было потерять вместе с головой.)

Триумф Марата. С картины Буальи, 1794 г.

Оратор на трибуне.

Посадка "дерева свободы".

Женский костюм состоял из нижней рубашки и верхней короткой двубортной куртки без корсета либо кофты, передника, суконной юбки длиной до середины икр прямой свободной формы; на талии - пояс-шарф. Сверху носили канзу (франц. canezou - короткая кофточка) - косынку больших размеров из легкой ткани или кружев, перекрестив концы на груди и завязывая их на талии. Головной убор в форме чепца.

Поход женщин на Версаль 5 октября 1789 г. (Раскрашенная гравюра того времени)

Костюм санкюлотов отличался практичностью, простотой и удобством. А мужской костюм, заимствованный из матросской одежды, уже весьма напоминал современный.

В моде были панталоны, юбки и жилеты из полосатой ткани.

Важную роль в костюме играла политическая символика. Это выражалось в обязательном ношении национальной кокарды и преобладании в отделке костюма "национальных цветов" - красного, белого и синего.

На основе одежды санкюлотов возник ряд официальных или полуофициальных форм костюма должностных и общественных лиц, как, например, членов революционных комитетов, муниципальной милиции, тюремных надзирателей и т.д.

Создание массовых армий и нехватка обмундирования привели к тому, что революционные солдаты (особенно волонтеры), имели весьма пестрый вид. Униформа сочеталась с элементами гражданской одежды. Одетые в лохмоться солдаты и офицеры по возможности украшали себя сине-бело-красными султанами, шарфами и т.д., являя собой довольно живописное зрелище.

Рейнская армия. 1796 г.
Этот рисунок немецкого художника относится уже ко времени Директории. Примерно так же выглядели солдаты и офицеры Итальянской армии Бонапарта.

Санкюло́ты (фр. sans-culottes) - название революционно настроенных бедных людей в Париже во время Великой Французской революции.Слово происходит от выражения sans culotte, то есть «без кюлот»: в XVIII веке мужчины из богатых сословий носили кюлоты (короткие обтягивающие штаны чуть ниже колен) с чулками, а бедняки и ремесленники носили длинные брюки. Санкюлоты активно участовали в деятельности революционных комитетов и парижских секций и сыграли решающую роль в свержении монархии и жирондистов, выступали под руководством «бешеные», эбертистов как активные проводники революционного террора, радикальных экономических и социальных мер.14 июля 1789 года парижане-санкюлоты ворвались в оружейную королевских солдат и похитили там около 30 тыс. мушкетов. Затем, распределив оружие, парижане пошли на Бастилию. Разгорелось сражение, после которого гарнизон тюрьмы капитулировал. Восстание охватило всю Францию. С началом революционных войн в апреле 1792 года санкюлоты играли преобладающую роль в Национальной гвардии, в августе штурмовали дворец Тюильри и свергли монархию. После вышеуказанных событий санкюлоты господствовали в органах революционного местного самоуправления. В июне 1793 года помогли прийти к власти якобинцам и в сентябре вынудили Конвент развернуть террор. С его началом многие государственные служащие стали одеваться «а-ля санкюлот». Сами санкюлоты требовали усиления контроля за ценами и доходами, обвиняя правительство в чрезмерном либерализме.В 1792-1795 годах санкюлотами стали образно называть любых радикально настроенных революционеров. В дни 9-10 термидора, в эти смутные часы растерянности и дезориентированности простых людей в секциях, сбитых с толку взаимоисключающими приказами Конвента и Коммуны, санкюлоты Парижа, движимые революционным инстинктом, встали на защиту Революционного правительства, Робеспьера, Сен-Жюста. Можно предвидеть возражения: далеко не все санкюлоты под­держали Робеспьера и Коммуну, часть колебалась, часть выступила в поддержку Конвента.Санкюлоты поддерживали наиболее радикальных революционных политиков - Эбера, потом Робеспьера и Комитет общественного спасения. После падения Робеспьера санкюлоты потеряли политическое влияние.

Революция сняла конфликт государства и гражданского общества, привела к стремительной децентрализации власти. Правда, либеральные рациональные схемы - разделение властей (гармония законодательной, исполнительной и судебной власти), равновесие между столицей и периферией - не были рассчитаны на аналогичные условия гигантского кризиса. Революция порождала демократическое государство, но в ходе своего развития все более множила примеры несовпадения реальной практики с теорией прав человека. Провозглашенные ею принципы «Декларации прав человека и гражданина» оказывались принципиально утопическими. Либеральные структуры в 1792 г. были потеснены структурами демократическими и отчасти ново-авторитарными. Жирондистская попытка осуществить синтез и создать либеральную демократию провалилась. Мелкий люд создал свои политические организации, свои ячейки власти. Санкюлоты отрицали либерализм во всех его обличьях. Развитие революции шло от кризиса к кризису, для их преодоления требовались государственные структуры и механизмы политической деятельности совершенно особого рода, созданные не на века, а только на время исключительных обстоятельств. Движение к демократии сопровождалось отказом от некоторых ее основ и, таким образом, являлось одновременно движением к диктатуре. Политика подчиняла государственную жизнь, хотя именно ради автономного, беспрепятственного развития гражданского общества во многом и осуществлялась революция. Конвент после восстания 31 мая - 2 июня 1793 г. уже не был полноценным представительным институтом. Принципы прямой демократии потеснили принципы демократии представительной. Народ в лице движения санкюлотов привел к власти политическую группировку, в наибольшей степени отличавщуюся вниманием к его нуждам, якобинцы были демократами, но волею обстоятельств именно они создали диктатуру. Ради утверждения демократии в будущем они начали искоренять демократию в настоящем. Несовместимость революционной демократии и революционной диктатуры породила духовный кризис как Робеспьера, так и якобинской республики. Летом 1794 г. революционное меньшинство-якобинцы и санкюлоты - потеряло способность руководить страной и государством.