Странная война– термин, приписываемый периоду с 3 сентября 1939 года и по 10 мая 1940 года на Западноевропейском театре военных действий или Западном фронте.

Почему странная война?

Это словосочетание подчеркивает характер ведения боевых действий в этот период, а точнее их практически полнейшее отсутствие, враждующие стороны не предпринимали вообще никаких активных мер.

С одной стороны – были силы 48 дивизий объеденных армий Британии и Франции, а с другой 42 дивизии войск Третьего Рейха. Находясь за хорошо укрепленными оборонительными линиями Зигфрида и Мажино, враждующие стороны лишь изредка поливали огнем сторону противника. Этот период можно считать слабостью или просчетом сил Британии и Франции. Они имели в своем распоряжении больше солдат нежели армия Германии, но при этом не предпринимали абсолютно ничего.

Это дало возможность армии Третьего Рейха провернуть кампании захвата Дании, Норвегии, разделить Польшу и подготовиться к решительному вторжению во Францию.

А теперь следует рассказать о «странной войне» более подробно, изучить все периоды, ключевые этапы, предпосылки и результаты.

Предпосылки

В планах Адольфа Гитлера был захват территорий Европы, с целью заселения этих территорий немцами – высшей расы.
Начать Гитлер решил с присоединения Австрии, а затем обратил взгляд на Польшу. Сначала он потребовал у поляков возвращение города Данциг, при этом открыв для немцев «польский коридор» (территория между основной Германией и Восточной Пруссией). Когда поляки отказались выполнить требования, Гитлер разрывает Пакт о ненападении.

1 сентября армии Германии вошли на территории Польши – это было началом Второй мировой. В этот же день Франция объявляет войну Германии. Затем в войну вступает и Британия.

Силы сторон

Военные силы Франции были значительно большими нежели силы Германии. У Франции было значительное превосходство в воздухе, тогда французы имели более 3500 самолетов, большинство которых были новейшими разработками. В скором времени к ним присоединились ВВС Британии в числе 1500 самолетов. А Германия имела в своем распоряжении лишь около 1200 самолетов.

Также Франция располагала большим количеством танковых дивизий, а Германия не имела на этом фронте ни единой танковой дивизии. Причиной этому – захват Польши, где были задействованы все силы панцерваффе (танковые войска Третьего Рейха).

Начальный этап

Франция спешила провести обширную мобилизацию, однако из-за устарелой системы мобилизации, армия не могла пройти подлежащую подготовку. А также французы имели достаточно устаревшие взгляды на само ведение боевых действ. Руководство считало, что перед массовым наступлением необходимо дать мощные артиллерийские залпы (как это делалось во время Первой мировой). Но проблема в том, что французская артиллерия пребывала в консервации и ее нельзя было быстро подготовить.

Также французы не желали вести никаких наступательных действий без сил Британии, которые могли быть переброшены только в октябре.

В свою очередь, немецкая армия также не спешила начитать никаких наступательных действий, в своем обращении Гитлер говорил: «возложим начало войны на Западном фронте на силы француз и англичан». При этом он дал распоряжение удерживать оборонительные позиции и ни в коем образе не подвергать опасности германскую территорию.

Начало «активных» действий. Саарская операция

Наступление со стороны французов началось 7 сентября 1939 года. У французов был план вторжения в Германию с последующим ее захватом. Германия в этом время сильно уступала силам Франции, так как войска были заняты захватом Польши. За неделю боевых действий французам удалось прорваться на территорию врага вглубь на 32 км, при этом они захватили более 10 населенных пунктов. Немцы же отступали без боя, при этом скапливали свои силы. Французская пехота несла большие потери от противопехотных мин, и наступление остановилось. Французам даже не удалось дойти до линии Зигфрида (Западный вал).

12 сентября было решено прекратить наступление. А уже в 16 и 17 сентября немцы провели контрнаступление и отбили потерянные ранее территории. Французская армия вернулась за оборонительную линию Мажино. Вот так началось «странная война».

План «Гельб». Наступление на Францию

27 сентября Адольф Гитлер приказал готовить полномасштабное наступление на Францию, цель которого: «поставить Англию на колена и разгромить Францию». Для этого был разработан план вторжения, который получил название «Гельб». За ним наступление должно было начаться 12 ноября. Однако его переносили аж 30 раз.

10 января Гитлер назвал уже окончательный день начала операции – 17 января. Но в этот день к бельгийцам попали документы, содержащие информацию о плане «Гельб» и операция была отменена.

Операция в Норвегии и Дании

Гитлер боялся начав операцию во Франции открыть англичанам путь для атаки Германии со стороны Скандинавии. Операция получила название «Везерюбунг» и была полностью составлена 7 марта 1940 года.

Германия предложила властям Дании и Норвегии мирное занятие – оккупацию этих территорий с целью обеспечить себе прикрытие от англичан и французов. Дания согласилась без сопротивления.

Норвегия же отказалась сдаваться. 19 апреля армии союзников начали наступление, но были отброшены немецкой армией и вынуждены были эвакуироваться. 10 июня сдаются оставшиеся части норвежской армии, и страна капитулирует.

Конец «странной войне»

«Странная война» закончилась полномасштабным наступлением немецкой армии на территорию Франции 10 мая 1940 года. Они обошли линию Мажино и в скором времени оккупировали почти всю Францию.

Как результат – молчание и бездействие Франции и Англии в этот период привело к захвату Польши, Норвегии, Дании и дало возможность немцам подготовить операцию по захвату Франции, что в дальнейшем привело к ее капитуляции. Причиной поражения была самоуверенность сил союзников, а также устаревшая тактика ведения боя.

«Странная война» - понятие, пущенное в ход американской печатью. Вскоре оно прижилось по обе стороны Атлантики и прочно закрепилось как название периода войны от падения Польши в сентябре 1939 года до начала наступления немецких войск на Западе весной следующего года.

Те, кто пустил в ход это понятие, имели в виду, что войны, как таковой, не было, поскольку между франко-английскими и немецкими войсками не происходило никаких больших сражений. На самом же деле это был период активной закулисной деятельности сторон. В середине этого периода с немецким штабным офицером произошел странный инцидент, настолько напугавший Гитлера, что в ходе последующих недель немецкий план ведения войны был полностью изменен. Старый план не имел бы того успеха, которого немцы добились с помощью нового.

Но миру все это было неизвестно. Поля сражений оставались спокойными, и люди думали, что Марс впал в спячку.

Популярные объяснения этого внешне стабильного состояния носили различный характер. Согласно одному из них, Англия и Франция, несмотря на объявление войны на стороне Польши, не относились серьезно к своим обязательствам и лишь ждали момента, чтобы начать переговоры с Германией. Не менее популярным было мнение, что Англия и Франция хитрят. В американской печати появилось множество сообщений о том, что верховное союзное командование преднамеренно приняло тонко продуманную оборонительную стратегию и готовит немцам ловушку.

И то, и другое объяснение далеко от истины. В течение осени и зимы, вместо того чтобы сосредоточить внимание на подготовке эффективной обороны от вероятного наступления гитлеровских войск, союзные правительства и верховное командование детально обсуждали наступательные планы против Германии и ее флангов, хотя в действительности они не имели возможности осуществить эти планы своими силами и средствами.

После падения Франции немцы захватили документы французского верховного командования и частично опубликовали их. Это был сенсационный материал. Документы свидетельствовали, что в течение зимы союзное командование обдумывало планы самых различных наступательных операций: план удара по Германии через Норвегию, Швецию и Финляндию; план удара по Рурскому бассейну через Бельгию; план удара по Германии через Грецию и Балканы; план удара по нефтеносным районам на Кавказе с целью отрезать Германию от источников снабжения нефтью. Это был конгломерат напрасных воображений союзных лидеров, которые пребывали в мире иллюзий до тех пор, пока их не привело в чувство наступление Гитлера.

Гитлер, будучи человеком, который в своих суждениях всегда стремился опередить события, начал обдумывать наступательные действия на Западе еще до завершения польской кампании и даже еще раньше, до своего публичного выступления с предложением о созыве всеобщей мирной конференции. Он уже начал осознавать, что любое подобное предложение навряд ли будет встречено положительно западными союзниками. Однако до выступления 6 октября Гитлер никому, кроме самых близких к нему людей, не говорил о своем намерении. Даже генеральный штаб узнал об этом лишь в тот момент, когда предложение Гитлера о созыве всеобщей мирной конференции было отвергнуто публично.

Тремя днями позже Гитлер изложил свои соображения в довольно пространной директиве командованию сухопутных войск. Главные его доводы состояли в том, что наступательные действия на Западе - единственно возможный для Германии курс. Директива представляла собой в высшей степени поразительный документ. Здесь Гитлер приходит к заключению, что длительная война с Францией и Англией истощит ресурсы Германии и поставит ее под угрозу смертельного удара со стороны России. Он полагал, что Францию необходимо принудить к миру наступательными действиями против нее; как только Франция выйдет из игры, Англия примет его условия.

Гитлер считал, что Германия в данный момент обладает силами и средствами, необходимыми для разгрома Франции. Главное, Германия имела превосходство в новом вооружении. Он говорил:

«Танковые войска и авиация в настоящее время достигли таких высот (не только как наступательное, во и как оборонительное оружие), что с ними не может сравниться ни одно другое оружие. Стратегический потенциал этих сил обеспечивается их организацией и четкой системой управления в бою. Таких сил нет ни в одной другой стране».

Признавая превосходство Франции в оружии старого типа, особенно в тяжелой артиллерии, Гитлер, однако, утверждал, что в «маневренной войне это оружие вообще не имеет сколько-нибудь существенного значения». А поскольку Германия обладала превосходством, имея новое оружие, можно было не принимать во внимание превосходство Франции по численности обученных солдат.

Далее Гитлер утверждал, что нельзя ждать и надеяться, пока Франция устанет от войны, поскольку «развитие военной мощи Англии привнесет новый военный элемент, который будет в высшей степени важен для Франции как психологически, так и материально», так как укрепит ее оборону.

«Прежде всего необходимо помешать противнику ликвидировать слабость в вооружении, и особенно в противотанковой и зенитной артиллерии, ибо это может создать равновесие сил. В этом отношении каждый прошедший месяц представляет собой для наступательной мощи Германии неблагоприятную потерю времени».

Гитлер проявлял беспокойство по поводу того, что «желание немецких солдат воевать» ослабнет, как только улетучится бодрящий эффект от легкого завоевания Польши. «Уважение солдата к самому себе было так же велико, как и уважение, которого он требует от других в настоящее время. Однако шесть месяцев затяжной войны и эффективная пропаганда противника могут развеять эти важные качества».

Гитлер полагал, что следует нанести удар как можно быстрее, чтобы не упустить время: «В нынешней обстановке время можно считать скорее союзником западных держав, чем нашим». Его меморандум заканчивался выводом: «Удар должен быть нанесен этой осенью во что бы то ни стало».

Гитлер планировал включить в зону удара и Бельгию: во-первых, чтобы получить пространство для маневра и обхода французской линии Мажино, а во-вторых, чтобы предупредить опасность вступления англо-французских войск в Бельгию и развертывания их сил на границе рядом с Руром, «в непосредственной близости от сердца нашей военной промышленности». (Как показывают французские архивы, именно этот вариант действий отстаивал главнокомандующий французской армией Гамелен.)

Выступление Гитлера с изложением своих намерений было полной неожиданностью для главнокомандующего сухопутными войсками Браухича и начальника генерального штаба Гальдера.

Подобно многим высшим немецким генералам, они не разделяли веры Гитлера в способность нового оружия преодолеть превосходство противников в обученной живой силе. Оперируя привычными столбиками цифр, отражающих число дивизий, они утверждали, что немецкая армия не имеет достаточно сил, чтобы одержать победу над союзниками. По их мнению, 98 дивизий, которые удалось мобилизовать Германии, уступали силам противника, тем более что 36 из этих дивизий были плохо вооружены и недостаточно обучены. Кроме того, сознавая, что война перерастет в новую мировую войну, они опасались фатальных последствий для Германии.

Браухича и Гальдера все это настолько обеспокоило, что они готовы были прибегнуть к экстренным мерам. Так же как и во времена мюнхенского кризиса, год назад, они стали обдумывать действия, направленные на свержение Гитлера. Идея заключалась в том, чтобы переправить с фронта отборные части в Берлин. Однако командующий армией резерва генерал Фромм отказался сотрудничать с ними, а его помощь была весьма важна. Фромм утверждал, что войска не подчинятся приказу выступить против Гитлера, ибо многие простые солдаты доверяют фюреру. Возможно, суждение Фромма о реакции войск было верным. Это подтверждают и многие офицеры, имевшие контакт с войсками и не знавшие о том, что обсуждается в высших штабах.

Основная масса войск и немецкого народа была одурманена пропагандой Геббельса о том, что Гитлер желает мира, а союзники полны решимости уничтожить Германию. К сожалению, союзные государственные деятели и пресса давали Геббельсу много пропагандистского материала, который он ловко использовал для маскировки захватнических планов Германии.

И хотя первый военный заговор против фюрера потерпел фиаско, Гитлер не смог осуществить наступательные действия осенью, как надеялся. Однако это обернулось для него пользой, а для всего мира, включая и немецкий народ, горем.

Предварительно начало наступления было назначено на 12 ноября. 5 ноября Браухич вновь попытался отговорить Гитлера от вторжения во Францию, выдвинув множество доводов против этого. Гитлер пренебрег его доводами и строго приказал начать наступление не позже 12 ноября. Однако 7 ноября приказ был отменен: метеорологи предсказывали плохую погоду. Начало наступления было отсрочено еще на три дня, а затем вновь и вновь переносилось.

И хотя установившаяся плохая погода была очевидной причиной для задержки начала наступления, Гитлер был вне себя от того, что приходилось уступать, и не хотел поверить, что все объясняется лишь погодой. 23 ноября он созвал высших военных руководителей на совещание. Решив развеять их сомнения относительно необходимости наступательных действий, Гитлер выразил беспокойство по поводу угрозы со стороны России, а также подчеркнул тот факт, что западные союзники не обращают внимания на его мирные предложения и наращивают свои вооружения. «Время работает на противника… Наша ахиллесова пята - Рур… Если Англия и Франция прорвутся через Бельгию и Голландию в Рур, мы окажемся в величайшей опасности».

Затем Гитлер упрекнул генералов в малодушии и трусости и объявил, что подозревает их в попытке саботировать его планы. Он напомнил, что начиная с занятия Рейнской области они были против каждого его шага, а ведь каждый раз его действия увенчивались успехом. Гитлер заявил, что ждет от них безусловного следования его идеям. Браухич попытался указать на особенности нового предприятия и на еще больший риск, сопряженный с ним, по лишь навлек на свою голову строгий выговор. В тот же вечер Гитлер имел личную беседу с Браухичем и устроил ему головомойку. Браухич подал рапорт об отставке, но Гитлер не принял отставки генерала и приказал ему повиноваться.

Тем не менее погода оказалась лучшим саботажником, чем генералы, и вызвала новые отсрочки вплоть до первой половины декабря. Затем пришлось подождать до Нового года и разрешить генералам рождественский отпуск. Однако и после рождества погода не улучшилась, и 10 января Гитлер назначил наступление на 17 января.

Но в тот самый день, когда Гитлер принял это решение, произошел весьма загадочный «случай». История эта упоминалась в многочисленных вариантах, но наиболее кратко ее изложил главнокомандующий воздушно-десантными войсками Германии генерал Штудент:

«10 января майор, назначенный мною в качестве офицера связи во 2-й воздушный флот, вылетел из Мюнстера в Бонн с задачей выяснить некоторые малозначительные детали плана у командования флота. При себе он имел полный оперативный план наступления на Западе.

Из-за морозной погоды и сильного ветра над замерзшим, покрытым снегом Рейном самолет сбился с курса и залетел на территорию Бельгии, где ему пришлось сделать вынужденную посадку. Майор не смог сжечь важный документ, следовательно, общее содержание немецкого плана наступательных действий на Западе стало достоянием бельгийцев. Немецкий военно-воздушный атташе в Гааге сообщил, что в этот же вечер король Бельгии имел долгую беседу по телефону с королевой Голландии».

Разумеется, немцы в то время точно не знали, что произошло с документами, но они, естественно, опасались худшего и должны были считаться с этим.

Интересно было наблюдать реакцию на этот инцидент у высших немецких руководителей. Геринг был в ярости. Гитлер хотел нанести удар немедленно, полотом решил полностью-отменить первоначальный план и вместо него принял план Манштейна.

Генерал Варлимонт, который занимал важный пост в штабе верховного главнокомандования, вспоминал, что 16 января Гитлер решил изменить свой план в основном из-за инцидента с самолетом. Это оказалось весьма неудачным для союзников, несмотря даже на, то, что у них появилось еще четыре месяца на подготовку, так как немцы отсрочили наступательные действия на неопределенное время (план полностью был пересмотрен и подготовлен только 10 мая). Когда же Гитлер приступил к осуществлению нового плана, союзники сразу же потеряли равновесие. Французская армия быстро капитулировала, а англичане едва успели спастись морем из Дюнкерка.

Естественно, возникает вопрос, была ли вынужденная посадка самолета с офицером связи случайностью. Можно было бы ожидать, что после войны один из немецких генералов, имевших к этому отношение, будет только рад представить себя в благоприятном свете перед теми, кто взял его в плен, утверждая, будто именно он организовал предупреждение союзников. Однако никто этого так и не сделал, и, казалось бы, можно поверить, что авария с самолетом была случайной. Но мы знаем, что глава немецкой секретной службы адмирал Канарис, который позже был казнен, предпринял немало тайных шагов, чтобы помешать Гитлеру в осуществлении его планов, и что как раз накануне весеннего наступления на Норвегию, Голландию и Бельгию этим странам были переданы соответствующие предупреждения. Мы знаем также, что Канарис действовал весьма скрытно и умел искусно заметать следы. Вот поэтому роковой случай 10 января все еще остается загадкой.

История происхождения нового плана не вызывает столько сомнений. Она связана с другим странным эпизодом, хотя и иного характера.

По старому плану, разработанному генеральным штабом под руководством Гальдера, главное направление наступления, как и в 1914 году, должно было проходить через центральную Бельгию: удар наносила группа армий «В» под командованием Бока, а группа армий «А» под командованием Рундштедта осуществляла наступление на вспомогательном направлении через холмистые и лесистые Арденны. Все танковые дивизии были приданы Боку, поскольку генеральный штаб считал Арденны непригодными для продвижения танков.

Начальником штаба группы армий Рундштедта был Манштейн. Друзья считали его самым способным стратегом из числа молодых генералов. Манштейн отмечал, что замысел первоначального плана слишком очевиден и в значительной степени повторяет план Шлиффена (1914 года), а значит, союзное верховное командование может быть готово к нему. Другим недостатком первоначального плана, по мнению Манштейна, являлось то, что немецким войскам пришлось бы столкнуться с английской армией, которая наверняка оказалась бы более трудным противником, чем французы. Более того, этот план не обещал решающих результатов. Вот что писал Манштейн: «Возможно, мы и смогли бы победить силы союзников в Бельгии, смогли бы захватить побережье Ла-Манша. Но также возможным было и то, что наше наступление окончательно остановилось бы у Соммы. Тогда сложилась бы точно такая же обстановка, как в 1914 году… И не было бы шансов достичь мира».

Обдумывая эту проблему, Манштейн пришел к выводу, что целесообразнее нанести главный удар в Арденнах, где противник будет захвачен врасплох. Однако прежде Манштейн должен был решить одни серьезный вопрос, по поводу которого в ноябре 1939 года он и проконсультировался с Гудерианом.

Вот как писал об этом Гудериан:

«Манштейн спросил меня, возможно ли продвижение танков через Арденны в направлении Седана. Он объяснил свой план прорыва через укрепления линии Мажино у Седана. По его мнению, так можно было избежать повторения плана Шлиффена, который был известен противнику. Местность, мне была знакома еще со времен Первой Мировой войны, и, изучив карту, я согласился с выводами Манштейна. Затем он убедил в своей правоте генерала Рундштедта и направил памятную записку в штаб сухопутных войск Браухичу и Гальдеру. Последние не согласились с Манштейном, но Гальдер все-таки доложил Гитлеру об этом варианте плана».

На идею Манштейна после беседы с ним в середине декабря обратил внимание штаба Гитлера и Варлимонт. Он рассказал о ней генералу Йодлю, который доложил об этом фюреру. Гитлер всерьез задумался над новым планом лишь после инцидента с самолетом 10 января. Однако прошел еще месяц, прежде чем Гитлер высказался в пользу этого плана.

Окончательное решение было принято при следующих обстоятельствах. Браухичу и Гальдеру не нравилось, что Манштейн настаивает на своей «блестящей» идее и таким образом выступает против их плана. Им удалось сместить его с занимаемого поста и отправить командовать пехотным корпусом, где он не имел возможности проталкивать свои идеи. Однако вскоре после перевода Манштейна на новое место службы его вызвал Гитлер. У Манштейна появилась возможность лично объяснить фюреру свой план. Эта встреча была устроена по инициативе порученца Гитлера генерала Шмундта - горячего поклонника Манштейна.

После этой встречи Гитлер «уговорил» Браухича и Гальдера. Им пришлось уступить нажиму фюрера и разработать план в соответствии с идеями Манштейна. Гальдер взялся за дело без особого желания, но он был способным офицером, и представленный им подробный проект плана являл собой образец стратегического планирования.

Примечательно, что Гитлер, заразившись какой-то новой идеей, сразу же начинал думать, что он-то и есть ее автор. В итоге заслуга Манштейна сводилась к тому, что тот согласен с фюрером: «Из всех генералов, с кем я говорил о новом плане на Западе, Манштейн был единственным, кто меня понял».

Если проанализировать ход событий после майского наступления, станет ясно, что старый план почти наверняка не привел бы к падению Франции. Этот план, видимо, позволил бы немцам лишь оттеснить союзные армии к французской границе, поскольку на главном направлении немцы наткнулись бы на хорошо оснащенные англо-французские силы и им пришлось бы пробивать себе путь по территории, насыщенной препятствиями - реками, каналами и крупными городами. Арденны могли показаться еще более трудным направлением. Но если бы немцам удалось прорваться через эту гористо-лесистую местность в южной Бельгии раньше, чем французское верховное командование осознало бы опасность, перед ними открылись бы безбрежные равнины Франции с прекрасными условиями для танкового наступления.

Если бы был принят старый план и если бы он зашел в тупик (это было возможно), война бы в целом развивалась совершенно иначе. И хотя маловероятно, что Франция и Англия вообще смогли бы сами разгромить Германию, определенные преграды на пути немецкого наступления дали бы этим странам выигрыш во времени для того, чтобы увеличить производство вооружения, особенно танков и авиации, и таким образом установить равновесие сил в этом новом оружии. Заверения Гитлера в скорой победе потерпели бы провал, и это подорвало бы веру в него в войсках и народе. Таким образом, застой на Западе помог бы сильной группе противников Гитлера в Германии заручиться большей поддержкой и осуществить планы свержения Гитлера, а это была бы уже предпосылка к миру. И независимо от того, как развернулись бы события, если бы было остановлено немецкое наступление, возможно, Европа избежала бы тех разрушений и бедствий, которые пали на ее голову в результате цепи событий, последовавших за поражением Франции.

Таким образом, Гитлер только выиграл от инцидента с самолетом, поскольку это повлекло за собой изменение плана наступательных действий, а союзники пострадали. Самое же странное во всей этой истории то, что союзники не извлекли пользы из неожиданно полученного предупреждения. Ведь с документов, которые не успел сжечь немецкий офицер, были сняты копии, которые бельгийцы незамедлительно передали французскому и английскому правительствам. Однако военные советники этих правительств были склонны рассматривать захваченные документы как дезинформацию. Эта точка зрения вряд ли была оправданна, ибо было бы довольно глупо пытаться таким путем ввести союзников в заблуждение, так как это только насторожило бы бельгийцев и заставило их более тесно сотрудничать с французами и англичанами. Бельгийцы вполне могли бы принять решение открыть границу и для усиления обороны впустить франко-английские армии.

Еще более странным было то, что союзное верховное командование не внесло никаких изменений в собственные планы и не приняло никаких мер предосторожности на случай, если германское верховное командование изменит главное направление наступления.

В середине ноября союзный верховный совет одобрил разработанный Гамеленом план «Д». Он представлял собой рискованный вариант ранее утвержденного плана, и поэтому английское командование сначала сомневалось в его целесообразности. Согласно плану «Д», как только Гитлер начнет наступление, союзные армии своим левым крылом должны нанести удар в Бельгии и затем продвигаться в южном направлении. Это было на руку Гитлеру, поскольку полностью соответствовало его новому плану: чем дальше левое крыло союзных войск продвигалось бы в центральную Бельгию, тем легче было бы немецким танковым соединениям преодолеть Арденны, выйти союзным войскам в тыл и отрезать их от остальных сил.

Исход становился еще более очевиден, поскольку союзное верховное командование направило большую часть своих мобильных сил для вступления в Бельгию и лишь немногие второсортные дивизии оставило для прикрытия фланга у выходов из «непроходимых Арденн». К тому же оборонительные позиции, занимаемые этими дивизиями, были особенно слабы в промежутке между оконечностью линии Мажино и укрепленными позициями, занятыми англичанами.

Черчилль, упоминая в своих мемуарах о том беспокойстве, которое всю осень испытывали английские штабы по поводу положения в этом районе, писал: «Министр обороны Хор-Белиша несколько раз поднимал этот вопрос в военном кабинете… Однако военный кабинет и наши военные лидеры, естественно, воздерживались от критики тех, чьи армии были в 10 раз сильнее наших». Когда в начале января Хор-Белиша ушел со своего поста после резких споров, вызванных его критическими выступлениями, этот вопрос практически больше не поднимался. В Англии и во Франции наблюдалась опасная и неоправданная уверенность в своих силах. 27 января Черчилль заявил о том, что «Гитлер упустил свою лучшую возможность». Это успокаивающее утверждение на следующий день появилось в заголовках газет. А в это время у Гитлера созревал новый план.

1 сентября 1939 г. в Англии, Франции и Бельгии была объявлена мобилизация. Вечером 1 сентября послы Англии и Франции Гендерсон и Кулондр вручили министру иностранных дел Германии две одинаковые ноты. В них содержалось требование отвода немецких войск с польской территории. В случае отказа правительства Англии и Франции предупреждали, что немедленно приступят к выполнению своих обязательств по отношению к Польше.

2 сентября Гендерсону было поручено вторично потребовать от Гитлера прекращения военных действий. Выступив в тот же день в палате лордов, Галифакс информировал ее об отсутствии ответа от Гитлера и о критическом положении, которое создается для Англии и Франции.

3 сентября утром Кулондр получил от своего правительства директиву потребовать немедленного ответа на французскую ноту от 1 сентября. Если последует отрицательный ответ, затребовать для посольства паспорта. Риббентроп заявил Кулондру, что, по сообщению Муссолини, предполагаемая конференция держав сорвалась «вследствие неуступчивости английского правительства». Если Франция вмешается в польско-германский конфликт, это явится «агрессией с ее стороны». Кулондр затребовал паспорта. В 12 ч. 40 мин. дипломатические отношения между Францией и Германией были прерваны. В 11 часов утра того же 3 сентября Галифакс вызвал германского поверенного в делах в Лондоне и сообщил ему, что Великобритания находится в состоянии войны с Германией. Австралия и Новая Зеландия присоединились к Англии и объявили, что и они находятся с Германией в состоянии войны.

Таким образом, Англия и Франция 3 сентября превратили локальный германо-польский конфликт в мировую войну.

«Палата общин, – заметил английский историк Тэйлор, – силой навязала войну колебавшемуся английскому правительству». В тот же день в 17 часов объявила войну и Франция.

Замечу, что англичане и французы могли в первый же день войны начать с воздуха разрушение германских промышленных центров. К началу войны англичане имели в метрополии 1476 боевых самолетов и еще 435 самолетов в колониях. И это не считая морской авиации сухопутного базирования. На шести английских авианосцах базировался 221 самолет.

В английской бомбардировочной авиации были подготовлены к боевым действиям 55 эскадрилий (480 бомбардировщиков) и еще 33 эскадрильи находились в резерве.

Франция располагала почти четырьмя тысячами самолетов. В 100-километровой зоне вдоль французской границы находились десятки германских крупных промышленных центров: Дуйсбург, Эссен, Вупперталь, Кельн, Бонн, Дюссельдорф и др. По этим целям с приграничных фронтовых аэродромов могли действовать с полной боевой нагрузкой даже легкие одномоторные бомбардировщики, совершая по два-три вылета в день. А истребители союзников на всем маршруте могли прикрывать действия своих бомбардировщиков.

Англия и Франция к августу 1939 г. имели 57 дивизий и 21 бригаду против 51 дивизии и 3 бригад у немцев, при том что большая часть германских дивизий была брошена против Польши.

Однако после формального объявления войны на французско-германской границе ничего не изменилось. Немцы продолжали возводить укрепления, а французские солдаты передовых частей, которым было запрещено заряжать оружие боевыми патронами, спокойно глазели на германскую территорию. У Саарбрюккена французы вывесили огромный плакат: «Мы не произведем первого выстрела в этой войне!» На многих участках границы французские и немецкие военнослужащие обменивались визитами, продовольствием и спиртными напитками.

Позже германский генерал А. Йодль писал: «Мы никогда, ни в 1938-м, ни в 1939 г., не были, собственно, в состоянии выдержать концентрированный удар всех этих стран. И если мы еще в 1939 г. не потерпели поражения, то это только потому, что примерно 110 французских и английских дивизий, стоявших во время нашей войны с Польшей на Западе против 23 германских дивизий, оставались совершенно бездеятельными». Это подтвердил и генерал Б. Мюллер-Гиллебранд: «Западные державы в результате своей крайней медлительности упустили легкую победу. Она досталась бы им легко, потому что наряду с прочими недостатками германской сухопутной армии военного времени и довольно слабым военным потенциалом… запасы боеприпасов в сентябре 1939 г. были столь незначительны, что через самое короткое время продолжение войны для Германии стало бы невозможным».

Замечу, что к августу 1939 г. политическое положение Гитлера не было столь прочно, как в августе 1940 г., после многочисленных побед германского оружия. Генералы вермахта были недовольны фюрером, и в случае решительного наступления союзников на западе и массированных бомбардировок германских городов генералы вполне могли устроить путч и уничтожить Гитлера.

Однако союзники и пальцем не пошевелили, чтобы помочь Польше. Ни одна дивизия союзников не перешла в наступление на западе, и ни одна бомба не упала на германские города. Союзная авиация ограничилась разбрасыванием листовок над Германией. Позже эти действия английские и французские историки справедливо окрестят «странной войной». Вот на море, правда, английские моряки занялись любимым со времен сэра Френсиса Дрейка делом – каперством. Они с удовольствием захватывали во всех районах Мирового океана германские суда. Дело это, кстати, очень прибыльное – потерь никаких, а деньги большие.

В свою очередь, германские «карманные» линкоры «Дойчланд» и «Шпее» вышли в море 21 и 24 августа соответственно и начали топить британские суда в Атлантике. «Шпее» потопил девять торговых судов, но 12 декабря получил тяжелые повреждения в бою с британской эскадрой, после чего был затоплен экипажем в устье реки Ла-Платы (Аргентина). «Дойчланд» потопил только два судна и 15 октября вернулся в Вильгельмсхафен.

3 сентября германская подводная лодка U-30 потопила британский пароход «Атенил», начав тем самым подводную борьбу. Однако у немцев подводных лодок, имевших возможность действовать в Атлантике, было всего два десятка, и их массовое строительство развернулось уже в ходе войны.

Еще одним подтверждением того, что Гитлер не планировал войну с западными державами осенью – зимой 1939–1940 гг., служит отсутствие в германском флоте вспомогательных крейсеров. Вспомогательные крейсера (рейдеры) – это торговые суда, вооруженные пушками и предназначенные для нарушения судоходства противника в отдаленных районах Мирового океана. О них можно сказать коротко: «Дешево и сердито». Действительно, на переоборудование таких крейсеров ушли небольшие суммы, а старые 15-см пушки были взяты со складов, где они хранились после сдачи на лом кайзеровского флота.

Два-три десятка таких крейсеров могли навести ужас на союзников. Но переоборудование их началось лишь в октябре 1939 г., и первые рейдеры вышли в море лишь в марте-апреле 1940 г., когда англичане уже наладили систему конвоев, воздушного патрулирования океанских просторов и т. п.

28 сентября 1939 г. в Москве был подписан «Германо-советский договор о дружбе и границе между СССР и Германией».

Там говорилось: «Правительство СССР и Германское Правительство после распада бывшего Польского государства рассматривают исключительно как свою задачу восстановить мир и порядок на этой территории и обеспечить народам, живущим там, мирное существование, соответствующее их национальным особенностям» .

На следующий день, то есть 29 сентября 1939 г., было опубликовано заявление советского и германского правительства: «После того как Германское Правительство и Правительство СССР подписанным сегодня договором окончательно урегулировали вопросы, возникшие в результате распада Польского государства, и тем самым создали прочный фундамент для длительного мира в Восточной Европе, они в обоюдном согласии выражают мнение, что ликвидация настоящей войны между Германией, с одной стороны, и Англией и Францией, с другой стороны, отвечала бы интересам всех народов. Поэтому оба Правительства направят свои общие усилия в случае нужды в согласии с другими дружественными державами, чтобы возможно скорее достигнуть этой цели. Если, однако, эти усилия обоих Правительств останутся безуспешными, то таким образом будет установлен факт, что Англия и Франция несут ответственность за продолжение войны, причем в случае продолжения войны Правительства Германии и СССР будут консультироваться друг с другом о необходимых мерах» .

Молотов заявил: «Уродливое детище Версальского договора прекратило свое существование». Это название вполне подходило к государству, управляемому маршалом Пилсудским и его полковниками и имевшему территориальные претензии ко всем без исключения соседям по всему периметру своих границ.

В конце сентября 1939 г. Гитлер не имел никаких планов нападения на СССР или другие страны в Восточной и Западной Европе. Как уже говорилось, никаких боевых действий, кроме крейсерской войны на море, в Европе не велось.

Англия и Франция не понесли ни военных, ни политических потерь. Были лишь ликвидированы оскорбительные для Германии и России статьи Версальского пакта и частично восстановлен статус-кво на август 1914 г.

В октябре 1939 г. заключить мир в Европе было легко и просто. Утверждение, что в этом случае весь континент стал бы вотчиной Гитлера, несерьезно. В интересах Англии, Франции, США и СССР было сохранить сложившийся баланс сил и не допустить дальнейшего усиления Германии.

Теоретически можно предположить, что через несколько лет после заключения мира в Европе разразилась бы новая война. Но, на мой взгляд, куда более вероятно, что Германия начала бы попросту переваривать захваченные, а точнее, возвращенные территории. Через 10–20 лет Гитлер бы умер, и в рейхе началась бы «перестройка» по советскому, испанскому или китайскому варианту. Так что у мира был еще шанс избежать великой мировой бойни.

6 октября 1939 г. Гитлер, выступая с отчетом перед рейхстагом, заявил: «У Германии нет дальнейших претензий к Франции, и никогда такие претензии не будут выдвигаться… Не меньше усилий я затратил на установление англо-германской дружбы. Зачем нужно вести эту войну на Западе? Ради воссоздания Польши? Польша, созданная по Версальскому договору, никогда не возникнет вновь. Это гарантируется двумя самыми большими государствами в мире… Проблема восстановления польского государства является проблемой, которая не может быть решена в ходе войны на Западе, ее решат Россия и Германия… Было бы бессмысленно уничтожить миллионы людей ради реконструкции государства, где само рождение было абортом для всех неполяков… Если цель войны смена режима в Германии, тогда миллионы жизней заведомо будут пожертвованы впустую… Нет, война на Западе не может решить никаких проблем… Если эти проблемы должны быть рано или поздно решены, то было бы разумнее заняться их решением прежде, чем посылать миллионы людей на ненужную смерть… Продолжение настоящего положения дел на Западе немыслимо. Каждый день вскоре будет обходиться увеличивающимися жертвами. Однажды снова возникнет граница между Германией и Францией, но вместо цветущих городов там будут руины и бесконечные кладбища… Если, однако, возобладают мнения господ Черчилля и его последователей, то это мое последнее заявление. Тогда мы будем сражаться, и второго ноября 1918 г. в германской истории не будет…

Уже в моей данцигской речи (19 сентября 1939 г.) я заявил, что Россия организована на принципах, во многом отличающихся от наших. Однако с тех пор, как выяснилось, что Сталин не видит в этих русско-советских принципах никакой причины, мешающей поддерживать дружественные отношения с государствами другого мировоззрения, у национал-социалистической Германии тоже не было больше побуждения применять здесь иной масштаб.

Советская Россия – это Советская Россия, а национал-социалистическая Германия – это национал-социалистическая Германия. Но несомненно одно: с того момента, как оба государства начали взаимно уважать их отличные друг от друга режимы и принципы, отпала всякая причина для каких-либо взаимных враждебных отношений…»

Заключенный тем временем между Германией и Советской Россией пакт о дружбе и сферах интересов дает обоим государствам не только мир, но и возможность счастливого и прочного сотрудничества. Германия и Советская Россия общими усилиями лишат одно из опаснейших мест в Европе его угрожающего характера и, каждая в своей сфере, будут вносить свой вклад в благополучие проживающих там людей, а тем самым и в европейский мир.

Британский премьер-министр опасался этого мирного наступления более, чем ударов с воздуха. 23 сентября 1939 г. он писал: «Уже можно видеть, как это состояние полувойны действует на нервы».

«В течение трех дней в начале октября он получил до 1900 писем, в которых в той или иной форме выражалась одна мысль: «Прекратите войну!» Но предложения Гитлера доказали правильность его предвидения о том, что они будут явно неприемлемыми.

В связи с необходимостью обменяться мнениями с правительствами доминионов и Франции Чемберлен дал ответ лишь 12 октября. Потребовалось проявить определенное искусство, чтобы примирить высказанные ими точки зрения, поскольку правительства доминионов были убеждены, что просто отрицательный ответ явился бы ошибкой; они полагали, что в ответе следовало бы изложить цели, ради которых Великобритания ведет войну, и сделать намек на то, что она склонна привлечь к участию в будущей мирной конференции нейтральные государства. Военный же кабинет, который все еще считал возможным вбить клин между правительствами Германии и немецким народом, хотел учесть в своем ответе настроения рядовых немцев и поэтому считал, что ответ должен завершаться скорее постановкой вопроса, а не категорическим отказом покончить с войной» .

Правительство СССР крайне негативно оценило отказ Запада вступить в переговоры с Германией. Так, 7 ноября 1939 г. в газете «Правда» был опубликован приказ наркома обороны Ворошилова, где говорилось: «Советский Союз в течение последних месяцев заключил с Германией договор о ненападении и договор о дружбе и границе… Договор о дружбе и границе между СССР и Германией как нельзя лучше отвечает интересам народов двух крупнейших государств Европы. Он построен на прочной базе взаимных интересов Советского Союза и Германии, и в этом его могучая сила. Этот договор явился поворотным пунктом не только в отношениях между двумя великими странами, но он не мог не отразиться самым существенным образом также и на всем международном положении…

Европейская война, в которой Англия и Франция выступают как ее зачинщики и усердные продолжатели, еще не разгорелась в будущее пожарище, но англо-французские агрессоры, не проявляя воли к миру, все делают для усиления войны, для распространения ее на другие страны. Советское Правительство, проводя политику нейтралитета, всячески содействует установлению мира, в котором так нуждаются народы всех стран…» .

Следует заметить, что британская и французская разведки устраивали самые различные провокации, чтобы вызвать конфликт между СССР и Германией.

Так, в конце ноября 1939 г. французское информационное агентство Гавас выпустило фальшивку, в считанные часы облетевшую весь мир. В ответ 30 ноября 1939 г. газета «Правда» опубликовала интервью со Сталиным: «Редактор «Правды» обратился к тов. Сталину с вопросом: как относится т. Сталин к сообщению агентства Гавас о «речи Сталина», будто бы произнесенной им «в Политбюро 19 августа», где проводилась якобы мысль о том, что «война должна продолжаться как можно дольше, чтобы истощить воюющие стороны».

Тов. Сталин прислал следующий ответ:

«Это сообщение агентства Гавас, как и многие другие его сообщения, представляет вранье. Я, конечно, не могу знать, в каком именно кафешантане сфабриковано это вранье. Но как бы не врали господа из агентства Гавас, они не могут отрицать того, что:

а) не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию, взяв на себя ответственность за нынешнюю войну;

б) после открытия военных действий Германия обратилась к Франции и Англии с мирными предложениями, а Советский Союз открыто поддержал мирные предложения Германии, ибо он считал и продолжает считать, что скорейшее окончание войны коренным образом облегчило бы положение всех стран и народов;

в) правящие круги Англии и Франции грубо отклонили как мирные предложения Германии, так и попытки Советского Союза добиться скорейшего окончания войны.

Таковы факты.

Что могут противопоставить этим фактам кафешантанные политики из агентства Гавас?» .

Между тем Форин оффис через шведского бизнесмена Долеруса дал понять немцам, что они могут начать переговоры при условии, что чехи и поляки получат какую-нибудь автономию. Но при этом было выдвинуто условие, чтобы Гитлер был заменен Герингом. В Берлине этому только посмеялись.

Англия и Франция рискнули продолжить войну не из страстного желания покончить с нацизмом, а из-за боязни потерять свое экономическое и военное влияние в мире. В этом плане символично, что именно 6 октября, то есть в день мирной инициативы Гитлера, был подписан меморандум английского комитета начальников штабов, где говорилось, что «демонстрация силы – единственный аргумент для восточных наций. Ослабление наших сил в настоящий момент дало бы возможность враждебным элементам начать волнения в Египте, Палестине, Ираке и арабском мире в целом».

Руководителей союзных держав бездействие их армий не смущало: они надеялись, что время работает на них. Лорд Галифакс как-то заметил: «Пауза нам очень пригодится, и нам, и французам, потому что весной мы станем намного сильнее». Англичане были твердо уверены, что нацистская экономическая система вот-вот развалится. Предполагалось, что все отдано на производство вооружения и у Германии фактически нет сырья, необходимого для ведения войны. Начальники штабов докладывали: «Немцы уже истощены, впали в уныние». Англии и Франции оставалось только удерживать свои оборонительные линии и продолжать блокаду. Германия рухнет тогда без дальнейшей борьбы. Чемберлен заявил: «Я не думаю, что нужно вести беспощадную борьбу».

Экономические трудности постигли Англию, а не Германию. Определенный ущерб причиняли немногочисленные подводные лодки, еще больший – германские магнитные мины. Еще до начала активизации действий подводных лодок Англия потеряла транспортные суда, общий тоннаж которых составил 800 тыс. т, а среднегодовой импорт снизился по сравнению с довоенным с 55 до 45 млн т. С января 1940 г. в стране было установлено нормирование продовольствия.

Британская же морская блокада Германии оказалась неэффективной. Нефть шла в рейх из Румынии по Дунаю и из Баку по железной дороге. Мало того, нефтью Гитлера снабжали США аж до середины 1944 г.! Нет, конечно, не правительство США, а венесуэльский филиал компании «Стандарт ойл», отправлявший танкеры в Испанию, а оттуда – в Германию. Стратегические материалы из Японии и других тихоокеанских регионов переправлялись в рейх по Транссибирской магистрали.

Германские монополии усилили экономическое проникновение в Турцию, Иран и Афганистан. В октябре 1939 г. был подписан секретный ирано-германский протокол, а в июле 1940 г. – германо-турецкое соглашение, гарантирующее поставки стратегического сырья в Германию. В 1940–1941 гг. Германия почти полностью вытеснила Англию с иранского рынка: доля первой составила 45,5 % в общем иранском товарообороте, второй – 4 %. Товарооборот между Германией и Турцией в январе 1941 г. на 800 тыс. лир превысил англо-турецкий. Укрепились экономические позиции стран оси и в Афганистане.

Понятно, что у олигархов Англии и Франции были достаточные основания опасаться мира с Германией. Чисто формально эти страны ничего не теряли. Но престиж великих колониальных империй немедленно бы упал. Зависимые страны вышли из подчинения Западу, а в колониях резко усилилось бы национально-освободительное движение.

Итак, война продолжалась не ради освобождения Европы от «коричневой чумы», а ради имперских амбиций политиков и сверхприбылей монополий.

Союзные генералы и адмиралы, опасавшиеся в конце августа ответных ударов рейха, после нескольких недель «странной войны» воспрянули духом и задумались, где бы им повоевать. Естественно, наступление на Западном фронте исключалось – большие потери, да и чем черт не шутит, побьют «боши», да еще и на Париж полезут.

Наконец французские генералы придумали создать еще один фронт, в большую коалицию против Германии включить Турцию, Грецию, Румынию и Югославию. Генерал Вейган, командовавший 80-тыс. французской армией в Сирии, предложил план похода войск этих стран на Вену. В течение трех месяцев 50 тыс. французов должны были быть переброшены из Латании в Салоники, дабы принять участие в венском походе. Но, увы, ни одно балканское государство не испытывало ни малейшего желания воевать с Германией.

Французов это не испугало, они выступили с еще более грандиозным проектом – бомбить Баку на Каспийском море и утверждали, что это приведет к окончанию войны: немцы будут отрезаны от кавказской нефти, Советская Россия значительно ослабнет.

Англичан же осенью 1939 г. больше прельщал север Европы. Германия сильно зависела от поставок железной руды из Северной Швеции. Зимой, когда замерзало Балтийское море, эту руду доставляли через норвежский порт Нарвик. Если заминировать норвежские воды или захватить сам Нарвик, суда не смогут доставлять железную руду. Норвежский нейтралитет Черчилль игнорировал: «Небольшие нации не должны нам связывать руки, когда мы боремся за их права и свободу… Мы должны скорее руководствоваться гуманностью, чем буквой закона».

В британском министерстве экономической войны считали: «Чтобы избежать «полного краха своей промышленности», Германии, по нашим подсчетам, необходимо было в первый год войны импортировать из Швеции не менее 9 млн т, то есть по 750 тыс. т в месяц. Главным железорудным бассейном Швеции является район Кируна – Елливаре на севере, недалеко от финской границы, откуда руда вывозится частью через Нарвик на норвежское побережье и частью через балтийский порт Лулео, причем Нарвик является незамерзающим портом, а Лулео обычно с середины декабря до середины апреля закован льдом. Южнее, примерно в 160 км к северо-западу от Стокгольма, находится железорудный бассейн меньшего размера. Имеются также более южные порты, из которых важнейшими являлись Окселёсунд и Евле, но в зимний период через них ежемесячно можно было отправлять не более 500 тыс. т из-за ограниченной пропускной способности железных дорог. Таким образом, если бы удалось прекратить снабжение Германии рудой через Нарвик, то в каждый из четырех зимних месяцев она получала бы руды на 250 тыс. т менее необходимого ей минимума и к концу апреля недополучила бы 1 млн т, а это по меньшей мере поставило бы ее промышленность в весьма затруднительное положение» .

В итоге уже в сентябре-октябре 1939 г. британский кабинет и военное начальство планировали оккупацию Норвегии. Поначалу поводом для присутствия королевского флота у берегов Северной Норвегии стал заход германских торговых судов в Мурманский порт.

Мало кто знает, что британский кабинет и лорды адмиралтейства заранее определили сроки начала Второй мировой войны и провели соответствующую подготовку. Так, последнее английское торговое судно покинуло Германию 25 августа 1939 г. И только тогда немцы очухались и послали первое предупреждение о возможности начала войны капитанам германских торговых и пассажирских судов, находившихся чуть ли не по всему земному шару. Предупреждение это явно запоздало. В итоге 325 германских судов (общее водоизмещение 750 000 брт) укрылись в нейтральных портах, почти 100 судов (500 000 брт) пробились на родину, 71 судно (34 000 брт) было до апреля 1940 г. настигнуто союзниками, но только 15 судов (75 000 брт) попали им в руки. При этом, хотя США объявили о нейтралитете, их береговая охрана и ВМФ фактически начали слежку за германскими судами. Сами американцы их не атаковали, но наводили английские суда. Так, большой германский лайнер «Колумбус» был обнаружен в Северной Атлантике американским крейсером «Тускалуза». Крейсер сопровождал лайнер и непрерывно сообщал его координаты англичанам. В конце концов 19 декабря 1939 г. на горизонте появился британский эсминец, и командир «Колумбуса» приказал затопить корабль.

Ряд германских торговых судов ушли в Мурманск. К 18 сентября 1939 г. там стояло 18 торговых судов. Советская сторона снабжала суда топливом, а их экипажи – теплой одеждой. Когда германские суда покидали Мурманск, суда других государств, находившиеся там же, были специально задержаны до тех пор, пока немецкие суда не оказались в полной безопасности. Это соответствовало ранее высказанному пожеланию немецкой стороны: «Выпуск пароходов других национальностей из Мурманска производить не ранее 8-10 часов после ухода каждого немецкого судна», так как «иностранные пароходы, следуя за немецкими судами, могут выдать их местонахождение английским военным кораблям».

Германский пассажирский лайнер «Бремен» (водоизмещение 50 тыс. т, скорость 28 узлов) 30 августа 1939 г. покинул США и ушел далеко на север Атлантики, а затем прорвался в Мурманск. 6 декабря 1939 г. «Бремен», пользуясь плохой погодой, покинул Мурманск и прорвался в Бремергафен. Два британских эсминца, осуществлявших поиск «Бремена», вошли в территориальные воды СССР и подверглись обстрелу из 152-мм орудий 104-го пушечного артдивизиона. Эсминцы поставили дымовую завесу и скрылись. Замечу, что действия СССР в этом были безукоризненны с точки зрения международного морского права. «Бремен» и другие торговые и пассажирские суда имели право заходить в любой нейтральный порт и оставаться там сколько им было угодно.

В 1939–1940 гг. в нейтральной британской прессе периодически появлялись сведения о передаче Германии части советских подводных лодок, о снабжении советскими торговыми судами, в том числе пароходом «КИМ», германских надводных рейдеров и подводных лодок.

Поставки советских подводных лодок исключаются полностью, автору досконально известна судьба каждой нашей подводной лодки . По поводу же снабжения германских судов автор достоверных данных не имеет, но не исключает, что отдельные случаи «имели место быть».

С началом перестройки журналисты – любители сенсаций начали писать о фашистских базах на Кольском полуострове и в Арктике, которые-де им в 1939–1940 гг. предоставил Сталин. И оттуда-де злодеи-немцы действовали против англичан. Это 100-процентная липа!

В середине октября 1939 г. между Германией и Советским Союзом велись переговоры о предоставлении Германии концессии в заливе Западная Лица, но, за исключением осмотра акватории залива, никаких конкретных действий по созданию базы не проводилось.

Михаил ЛАХОВ

«Аналитическая газета «Секретные исследования», №10, 2015